— В сибирском лесу в разгар зимы? — Элизабет скептично усмехнулась и приподняла удивлённо брови.
— Хорошие белые грибы, — абсолютно серьёзно продолжил лгать Алфи, — Где ж и когда мне, мать твою, их ещё собирать? Я вот не знаю, душенька.
Женщина звонко засмеялась под изумлённый взгляд своего гостя. Он так смотрел на неё, будто говорил о чём-то невероятно важном и задушевном, а с него смеялась какая-то сомнительная и без утрирования сумасшедшая дамочка. Но её смех был заразителен и он сам невольно, но искренне улыбнулся. Она хохотала так, будто и не была буквально только что одержимой Дьяволом, будто это простая жизнерадостная дворовая девчонка услышала новый анекдот и не может перестать с него смеяться. Алфи поймал себя на мысли, что засмотрелся, а затем резко приземлил себя о реальность.
— Ну вот, уже хохочешь, значит, можно и о деле поговорить.
Элизабет выдохнула, переводя дух и переставая глуповато улыбаться, послушно замолчала, кивнув собеседнику.
— Думаю, память у тебя не так коротка, как ночная рубашка и мне не нужно напоминать о долге. Так вот, у тебя есть возможность его вернуть. Мы уже выяснили, что ты неплоха как лекарь, и, к тому же, я сохранил жизнь тебе, а теперь ты поможешь мне сохранить её кое-кому другому, — мужчина поднялся с места, опираясь на стол, а затем игриво подбросил в руках связку ключей. — Прокатимся. И, Всевышнего ради, надень что-то теплее сверху. Твой цокот зубов — та ещё музыка души.
Пошутив при Гретте что-то про «Не ждите, матушка, добью хозяйку Вашу, дабы не мучилась», Алфи увёз Элизабет на своей машине прочь из её дома. Он не оглашал ни имя пациента, ни как долга будет дорога, ни суть самой проблемы. А Флэтчер и не интересовалась. Говорили они ни о чём, просто чтобы не зависало неловкое молчание. Женщина, сидя на заднем сидении, куталась в длинный кардиган мелкой вязки, который с заботой в моменты досуга спицами стряпала для свой хозяйки служанка. Местами он был красиво вышит мелким бисером, что был в цвет мелких пуговочек, и пусть вещь эта не соответствовала последней лондонской моде, мисс Флетчер она очень нравилась своим уютом и вплетённой в нити доброй душой старой датчанки. Время от времени Лиз ругала еврея за неосторожное вождение и жаловалась то на тошноту, то на головокружение от его ужасных маневров. А вот хитрый жид слушал это скуление и издевательски усмехался над избалованной барышней, стараясь не упускать и кочки на покрытых брусчаткой дорогах.
Заехали они в итоге не так далеко от «пекарни» Соломонса, куда-то к восточной границе Кэмдена. Это был большой роскошный дом с таким редко встречающимся в Лондоне внутренним двориком, где был и красивый маленький сад, и небольшой фонтан, и незамысловатые статуи, и удобная мебель у камина. Больше походило на старые дома во Франции и работу первых колонизаторов в Новом Орлеане. При входе во двор над аркой у парадной двери Флэтчер заприметила Звезду Давида — один из самых важных оберегов еврейского народа. При всём отрицании религии, губы женщины тронула улыбка, было в этом что-то от домашнего тепла. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это было место, куда Соломонс возвращался после работы к горячему очагу, сытному ужину и тёплой постели — его дом. Своего хозяина поспешил встретить один из его слуг, который говорил с Алфи исключительно на иврите. Элизабет, конечно, была тем ещё полиглотом по роду предыдущего занятия, но вот именно иврит изучать забросила где-то у четвертинки пройденного и усвоенного материала. Поэтому разобрать, о чём они говорят было трудно и пришлось прислушиваться.
— «Живой ещё этот говнюк или двинул коней уже?» — спросил хозяин молодого худощавого мужчину с густой растительностью на лице и обрамляющими его кудрявыми пейсами.
— «Живой. Пытался уйти из дома, но я его не отпустил и вернул на место. Лежит, ждёт Вас. Это лекарь? Она поможет бедолаге?» — поинтересовался слуга, не глядя на женщину позади Соломонса.
— «Ей бы самой кто помог, но кое-чего она умеет, да. Хотя, я уверен, что это ведьма и её стоило бы сжечь на костре у загона с козами. Вот сам глянь на неё только, глаза зелёные, точно же шельма».
Мелкие очи слуги приобрели форму круга. Мужчин серьёзно воспринял слова Алфи, а затем с какой-то частью то ли отвращения, то ли боязни внимательно посмотрел на гостью, оценивая жутковатую бледность и синяки под тёмно-зелёными глазами, брезгливо поморщил нос и оставил хозяина с ней наедине. Соломонс, ни слова не проронив, кивнул женщине следовать за ним через весь дом куда-то в дальнюю комнату. Элизабет подсознательно приготовилась к огнестрельному ранению, к колотым ножевым или к рваным ранам кого-то из бандитов достаточно близких с Альфредом, чтобы тот впустил его в дом. Но когда мужчина открыл перед ней дверь и явил её взору пациента, она, недоумевая, обернулась на своего похитителя, а затем зашла внутрь к лежавшему на подстилке из старой рабочей одежды толстому английскому мастиффу. Пёс оживился при виде своего хозяина, но был слишком слаб, чтобы поприветствовать его в своей слюнявой манере.
— Серьёзно? Собака? — Флэтчер сложила руки на груди, с неимоверным трудом воздерживаясь от улыбки, складывая для того губы уточкой от осознания наличия мелких привязанностей у этого человека. — Собака, Альфред?
— Что? — Он развёл руками. — Этот пёс дороже мне, чем все люди вместе взятые. Вылечи его и останешься должна мне только маленькую услугу за то, что возился с тобой сегодня, как с дитём невоспитанным.
— Тогда мне нужно лакомство для него, — лекарь поняла, что животному хочет помочь больше, чем потенциальному раненому бандиту и даже больше, чем хозяину. — Я чужая, он будет агрессивно настроен. И я не хочу быть этим лакомством для Вашего питомца, мистер Соломонс.
— Этот мудень не жрёт ничего уже второй день, так что, не думаю, что сработает.
— Это не для того, чтобы он съел, а чтобы я показала ему свои намерения, — пояснила Лиз. — Как его зовут?
Алфи на вопрос не ответил, только отправился за требуемым лакомством, потряхивая задумчиво указательным пальцем. У своей кухарки еврей раздобыл ещё тёплую запечённую куриную ногу для своего толстяка-любимца и довольный находкой вернулся назад, но по пути его будто осенило, когда голос ведьмы повторил в его голове свои последние слова.
— Так вот оно, блять, как работает система! — Будто доказав для себя какую-то невероятно сложную теорему, воскликнул мужчина, передав мясо птицы мисс Флэтчер и поджав губы в
