Когда Лизи заставила себя посмотреть в окно, встретиться со слепящим весенним солнцем, она увидела Итана, на секунду замершего и наблюдающего за происходящим в окне. Чертыхнувшись, он отвернулся и закурил, распинывая носком ботинка тающий потяжелевший от весеннего бремени снег. Уилл встал рядом, спиной к окну, и они с Итаном курили и ждали.
Джокер наконец отпустил её волосы и отвесил звонкий шлепок по попке. Лизи ойкнула, а ягодица вспыхнула, как обожжённая.
— М-м-м, радость, как же сладко ты вся сжимаешься. Давай, сожми ещё папочку.
Он уже не вколачивался в неё, но проникал резко и грубо, каждый раз врываясь глубоко и застывая на мгновение. И снова. И снова. А когда вздохнул рвано, громко, с надрывом простонав, Лизи замерла в ожидании финала. Джокер толкнулся раз, другой, вжался, стиснув попку в жадной ладони, и излил свой гнев внутрь.
Выйдя из неё, Джокер похлопал её по плечу и промурлыкал:
— Иди-ка переоденься, сладенькая, тебе же ещё на работу.
Она поднялась, качнулась на дрожащих ногах, не чувствуя под ногами пола, и оглянулась через плечо. Джокер сел в тяжёлое кресло и с интересом наблюдал за Лизи. Горькая сигарета в пальцах. Комната вот-вот наполнится удушливым дымом, станет нечем дышать, захочется распахнуть окно, впустить свежий воздух — вместо этого Лизи стянула джинсы и трусы, бросила их под стол, медленно расстегнула блузку — несколько пуговиц остались лежать на столе как напоминание о произошедшем. Заколка осталась лежать там же, сломанная пополам.
Округлые бёдра. Вздымающаяся налившаяся грудь с трогательно смотрящими вверх сосками. Ещё плоский живот с белым пушком, видимым только в лучах света, обнимающего за бёдра. Изящные плавные изгибы так и манили провести по ним ладонью, ощутить всю нежность и бархатистость кожи. Лизи собрала волосы в хвост и завязала резинкой, оставленной некогда на подоконнике, будто ожидающей именно этого часа. Бросила взгляд на настенное зеркало: на щеках багрянец, глаза блестели, губы налились маковым цветом.
Джокер поправил снова вставший член, оттянул ткань на ширинке и, затянувшись, поманил пальцами Лизи к себе.
— Иди-ка к папочке.
Голос спокойный, негромкий, во взгляде уже нет пугающей жёсткости. Лизи послушно шагнула к нему, позволяя взять себя за руку, притянуть, усадить сверху. Приноравливаясь, она вновь пустила его в себя. Положила ладони на красные плечи и вдруг всхлипнула.
— Ну-ну, радость. Ты же понимаешь, что папочке надо было тебя наказать.
Он дотронулся до её щеки, поймал несмелую слезинку и стёр. Лизи поёрзала сверху, устраиваясь поудобнее. Обвила его шею, прижалась грудью к жёлтому жилету. Поймала губами губы Джокера. Снова всхлипнула, уронив на его белую щеку слезинку.
Уилл, видимо, решив, что босс закончил учить уму-разуму свою девчонку, раз те пропали из окна, постучал в дверь и заглянул в комнату. Кашлянул. Лизи повернула к нему заплаканное лицо, а Джокер мягко развернул его обратно к себе и приказал:
— Выйди и дверь за собой закрой.
И мягко, почти нежно поцеловал Лизи.
***
Лизи повернулась спиной к Джокеру, откинула волосы в сторону и повернула голову. Его пальцы проворно ухватили за бегунок и медленно потянули вверх, смыкая края платья и пряча от взгляда покрытую мурашками кожу. Любопытное солнце по-прежнему подглядывало за ними, вкатываясь в окна и оседая на стенах смелыми лучами. У стен есть глаза, есть уши, но нет рта, чтобы рассказать Артуру о том, что произошло. Лизи поёжилась и обняла себя за плечи, ладони Джокера легли поверх её ладоней. Сжали пальцы. Он склонился и дотронулся алыми губами до бледной щеки. Будто метка: ты моя.
Он одобрительно похлопал её по попке и подтолкнул к выходу. На часах уже десять. Рабочий день начался час назад, телефон в недрах дома периодически давал о себе знать, выныривая звоном из тишины и прокатываясь по лестницам, по комнатам, оседая мурашками на коже. Слишком много отгулов, и увольнение маячило не на горизонте, а под самым носом.
После тёплой комнаты и душных поцелуев уличная прохлада как искупление и награда за пережитые мгновения.
Чёрт возьми, какого же цвета глаза у беды? Лизи остановилась у машины и обернулась: у её беды зелёные глаза, обрамлённые голубыми треугольниками и белой маской. Ей в ответ прилетел сизый дым, вьющийся, разлетающийся на лёгком весеннем морозе. Пых-х! Лизи отвернулась, ей тоже хочется курить, хочется взять сигарету и прикоснуться к бумажной горечи губами. Прищуриться. Втянуть в себя яд и перекатить его во рту, а потом отпустить на волю хоть какую-то частичку себя.
Уилл переступал с пятки на носок и обратно, скрипя мягким снегом. Он не прятал взгляд, смотрел на Лизи в упор и теребил в пальцах дотлевающий окурок. Ей захотелось поскорее нырнуть в тёплое нутро машины и спрятаться от мира, осмыслить, что это маленькая битва была ради небольшой человеческой души. Да уж. Будто есть большие, важные и не очень, так, по мелочи.
Лизи потянулась к дверной ручке, но Джокер ухватил её под локоть и повернул к себе. Пальцы замёрзли, и она поёжилась, плотнее закуталась в куртку и подняла взгляд. Обольстительная улыбка. Страшная. Из кошмаров. Джокер поправил воротник на её куртке и стёр с губ невидимый поцелуй. Ветер потёрся о замёрзшие щёки и уткнулся в шею, юркнул за пазуху, хотел то ли согреться поближе у горячего сердца, то ли дыхнуть на него холодом. Лизи хотела отвернуться, но пальцы привычно не разрешили.
— Итан, подбросишь нас с Уиллом до Парковой авеню, а мою девочку своди потом в кафе, угости кофе. И смотри в оба, чтобы её никто не обидел, — он мягко положил ладонь на её щёку. — Радость, ну-ка скажи папочке: я буду хорошей девочкой.
Лизи хотела обернуться и убедиться, что Итан с Уиллом не смотрят, но Джокер, беда её жизни, приобнял и выжидающе хмыкнул.
— Я буду хорошей девочкой, — она опустила глаза и посмотрела под ноги: прошлогодняя прелая листва выглядывала из-под увядающего снега.
— В глаза мне смотри, — мурлычет Джокер.
И Лизи всё-таки обернулась. Тень от дерева легла на лицо, прикоснулась невесомо, прикрыла глаза от солнца. Спрятала. Итан стоял у водительской двери и потирал щетину, о чём-то думая и разглядывая проталину между Лизи и Джокером. Уилл всё так же курил, а когда встретился с её взглядом, виновато пожал плечами, дескать, я тут ни при чём. Его не за что винить, это правда.
Джокер развернул её лицо к себе чуть грубее, чем следовало: в прошлом сердце сразу бы утонуло, забыло бы как