— Я буду хорошей девочкой.
Глаза в глаза, дыхание спокойное, а в душе сверкнула молнией маленькая буря. Из немощного ветерка тоже, бывало, рождались ураганы, посильнее прочих, предсказанных заранее. Даст жизнь времени, отсыплет хоть горсточку лишних минут, значит, ещё повоюем с бедой.
Сил бы ещё да заручиться как-нибудь поддержкой Артура, вот тогда точно можно хоть в бой, хоть в пекло. Да что там, и так уже в пекле по самое не балуйся, мало не казалось. Как там в сказке? «Горшочек, не вари».
Уилл кашлянул, и Джокер глянул на него поверх плеч Лизи. Вздохнул. Дела, дела. Это Джокера никто не мог уволить, а ей разбираться с прогулом, и наверняка с работы звонили, пока Джокер вколачивал её в тяжёлый стол и чеканил толчки.
Но вот сеанс окончен, пора возвращаться к жизни смертных.
Джокер подтолкнул Лизи к машине и забрался на заднее сиденье, сел рядом и приобнял, снова демонстрируя своё неоспоримое право. Закинул ногу на ногу, вытянул сигарету, а когда Лизи отвернулась, склонился, притянул к себе и поцеловал. Поцелуй греховный, табачный, но она всё равно ответила, робко прижалась, дескать, смотри, я правда всё поняла, извиняюсь. Послушная.
Ехали долго, и поцелуи тянулись, как патока, тяжёлые, требовательные. Горькие. А в приоткрытое окно заглядывала городская весна, пахнущая талым снегом, грязными дорогами и дорогим парфюмом — это богатенькие сынки и дочки почувствовали ослабление удавки. Страх таял со снегом, скоро прорастёт новый, с первой травой, а пока свобода целовала прохожих и обманывала. Сводила с ума.
Лизи оторвалась от влажных губ и прикусила свои, словно хотела поймать и присвоить поцелуй этого демона, чтобы, когда всё закончится и она передаст Джерому лакомый кусочек, вспоминать эти прикосновения как сладкий грех. Оставить его навсегда, как напоминание о въевшихся в душу томных терзаниях. Она заглянула в его глаза. Бездонные колодцы. А на дне усмешка, сдобренная щепоткой гнева и власти. Лизи положила ладонь на его ширинку и сжала. Улыбнулась. Член не налился, не воспрял от долгих, сводящих с ума объятий.
— Придётся потерпеть, радость, я ведь не секс-машина, — хихикнул Джокер и закатил глаза, упиваясь удачной шуткой.
— Босс, — Уилл старательно тянет «с» и оборачивается, ухмыляется, — приехали.
— До встречи, — Лизи попрощалась первой и чмокнула свою горькую беду в белую щёку, в уголок нарисованной улыбки. Вдохнула запах табака, въевшийся в кожу.
Джокер лишь подмигнул и вынырнул из машины прямиком в город, тут же принявший его за своего, утягивая в шумную улицу и напевая мелодию клаксонов и возвращающихся сирен. Уилл вышел следом, двери за ними захлопнулись.
— С возвращением, — лишь бы не слушать тишину, и Лизи глотает обиду, как прописанную доктором пилюлю.
— Спасибо, но не стоило, — Итан закрыл водительское окно, оставив приоткрытым заднее.
— Стоило. Хоть кто-то в этом городе должен оставаться человеком, — Лизи вздохнула и стёрла с губ невидимые следы Джокера.
— Вы мой маленький супергерой, — Итан поправил водительское зеркало и улыбнулся отражению Лизи.
Она невесело потянула уголки губ вверх, показывая, что поняла всю иронию шутки, но всё-таки ответила:
— Не очень смешно.
Водитель пожал плечами, дескать, да, есть такое дело. Мимо проносились машины, и грязные капли стаявшего снега облепили стёкла. Лизи принялась разглядывать кляксы, как кофейную гущу: а вдруг в каком-то пятне мелькнёт мутное будущее? Хорошо бы Артур нашёл в себе теплящееся шестое чувство и всё понял сам. Без слов. Увёз бы её из Готэма в какой-нибудь небольшой город, далеко-далеко отсюда, может, даже на другой континент. Только бы подальше от Джокера, но даже в сладких мечтах упорно казалось, что им с Джокером и целого мира мало, чтобы двоим уместиться на одном голубом шаре. Может, даже галактика будет им тесна.
Вот так всё просто и в тоже время сложно до одурения, до густой обиды, поселившейся в измученном сердце. Злая скорбь, одинокое горе, человек один на один с бедой, целующей омытые слезами губы.
— Знаю, что несмешно — спокойно ответил Итан и протянул Лизи платок. — Ну что, по кофе и на работу?
Она кивнула и отвернулась к окну. Солнце спелой ягодой выглянуло из-за собравшихся туч последний раз и спряталось за непроглядной серостью, готовой вот-вот расплакаться не то снежной крупой, посыпающей тротуары и крыши, целующей плечи и оседающей пепельной сединой на головы прохожих. Не то ледяным дождём, оплакивающим нехотя уходящую зиму.
И в памяти вдруг всплыли чьи-то строки: «И родиться бы теперь не так, не из глины, не из кости: просто так, где меня родит чужая мать…» Когда машина проезжала одну из улочек, оттуда зазвучал колокол, и Лизи поймала себя на мысли, что, возможно, он звонил по ней.
В кафе было тепло и уютно, пахло горячими блинчиками и свежесваренным кофе. Один из автоматов мурлыкал песни Элвиса, и хотелось остаться тут подольше, развернуть свежую хрустящую газету, встряхнуть её, как это делали элегантные джентльмены. Заказать кофе. Круассан. И пропасть в чёрных строчках, проплывая меж них по серой бумаге. Стрелять глазами от фото к фото, от сенсации к сенсации.
Лизи сняла куртку и поёжилась, робко стряхивая с себя заоконную прохладу. Итан сел напротив и двумя пальцами притянул к себе меню.
Официантка, тучная молодая девушка, улыбчивая и будто сошедшая с полотна Рембрандта, подошла к столику, покачивая пышными аппетитными бёдрами. Ручка в одной руке, блокнот с русалочкой в другой. Родинка над губой, и Лизи невольно улыбнулась естественной красоте посреди хаоса. Она заказала кофе с молоком и двойными сливками, салат и хрустящую булочку, а Итан ограничился одним кофе.
— Хочешь, поговорю с боссом? — не самое лучшее начало для беседы, но с чего-то же надо начинать.
— Послушает? — с интересом спросила Лизи.
Итан почесал за ухом и вздохнул. Понятно. Вот и весь разговор о Джокере. У Итана шаткое положение, тем более если Джокер к Лизи не особо прислушивался, то проштрафившемуся шофёру тем более укажет на его место. Сиди и не высовывайся, голова целее будет.
— Уволят, наверное. Я хороший веломастер, но ужасно непунктуальный работник. То опаздываю, то болею, то… — она осеклась, вовремя закрыв меж зубами слова о беременности.
— А зачем работать? Разве босс ещё не бросил к таким хорошеньким ножкам весь город?
Лизи покосилась на водителя, чтобы уловить, шутил тот или не очень. Судя по его виду, всё-таки не очень.
— Это
