— Белов, Белов… — задумчиво протянул нежданный собеседник. — Ты не родственник Сашке Белову, часом?
— Нет, — Белов незаметно потушил сигарету о перила. — А кто это?
— Да есть у нас один художник, — таксист скептически хмыкнул. — Живет в бараке, мажет картинки…
Белов передернул плечами. Подняв воротник пальто, собрался уходить.
— Ты что, обиделся, что ли? — остановил его собеседник. — Да что мне до него? Вы люди странные, куда нам — простым — вас понять?
Белов хмуро посмотрел ему в глаза.
— Ладно, — таксист кинул окурок на асфальт и затер его подошвой ботинка. — Поехал я.
Белов смотрел ему в спину, пока литовец шел к своей «Волге», а потом, неожиданно для самого себя, крикнул:
— Подожди!
Таксист остановился сразу же, как будто только и ждал этого окрика. Довольно усмехнулся и приглашающим жестом открыл дверцу.
Белов сел в машину. Литовец завел мотор, и машина понеслась по пустынным улицам Каунаса.
========== Часть 3 ==========
«скованные одной цепью
связанные одной целью»
Белов посмотрел на таксиста. У литовца был правильный профиль. Ему бы впору стать актером или кем-либо из тех людей, чье лицо становится этаким идолом поклонения для многих людей. Рыжеватые волосы, прямой нос, внимательные глаза, взгляд которых будто впивается в тебя и цепляет изнутри, и не дает тебе возможности пошевелиться, — все это придавало таксисту какое-то странное сходство с чем-то неживым, выдуманным. С такими правильными профилями стоят статуи в музеях. С таким правильным профилем не становятся таксистом.
— Сам приехал? — тем временем спросил таксист.
Белов вздрогнул и только сейчас понял, что все это время бессовестно пялился на него.
— Сам, — без всяких интонаций ответил он.
Таксист снял руки с руля. Они попали в пробку.
— Скверно, — пробормотал он, имея в виду то ли ответ Белова, то ли ситуацию на дороге.
Они помолчали.
— Модестас Паулаускас, — таксист протянул Белову ладонь. — Не Модест, — нервно добавил он, — Модестас.
Белов пожал ему руку. Его имя Модестасу было уже известно.
— Что же ты такое натворил? — задумчиво протянул Паулаускас, не глядя на Белова. — Что-то не то написал? Не угодил власти нашей любимой?
Белов побледнел. Литовец хмыкнул.
— Я угадал, — довольно изрек он. — А почему?
Белов пожал плечами.
— Потому что ты не первый.
Машины тронулись, и Модестас тоже нажал на педаль.
— Сашка — второй Белов — тоже здесь не в отпуске. Он нарисовал одну картинку. Картинка не понравилась одному важному человеку.
— А что за картинка? — полюбопытствовал Белов.
Модестас достал из бардачка новую пачку «Беломора», вытянул оттуда сигарету и, незажженную, положил в рот. Покусал ее зубами, прищурился.
— На картинке была голая женщина.
— Просто голая женщина?
— В том-то и дело, что нет, — Паулаускас кинул пачку на заднее сиденье. — Она, понимаешь ли, была очень похожа на любовницу этого самого важного человека. — Он скосил глаза в сторону Белова и задал, по-видимому, давно интересующий его вопрос: — А ты за что здесь? Посвятил стихи чьей-то жене?
— Нет, — хмуро ответил Белов. — Статью написал.
— Ну и о чем же людям нельзя читать? — с насмешкой поинтересовался Модестас.
— О правде, — серьезно ответил Белов. — Люди должны делать то, что должно, и не думать о том, для чего это нужно. Не смотреть дальше своего носа. Не соваться не в свое дело. Просто существовать и делать свою функцию. Если ты работаешь на заводе — работай на заводе. Выплавляй стекло, строгай дерево, вари клей, лепи горшки. А на Запад не смотри. Ходи в школу. Учись, но не думай. Учишься на врача — режь лягушек. Будешь учителем математики — считай и решай задачи. Но даже не думай о том, для чего все это. И другим не говори. По телевизору нам покажут только то, что нужно показать. В газетах напишут только то, что мы должны прочитать. Ни больше, ни меньше. Нами манипулируют. Нам никогда не скажут правду.
— А ты эту правду знаешь? — полунасмешливо спросил Модестас.
— Знаю. Да только у каждого она своя, — горько ответил Белов. — И в этом-то вся соль.
Беседа, начавшаяся так легко, зашла в тупик. Белов отвернулся от литовца и уткнулся лицом в стекло. Паулаускас жевал по-прежнему незажженную сигарету и крутил руль. Костяшки вцепившихся в него пальцев побелели от напряжения. Он о чем-то напряженно размышлял.
Модестас высадил Белова у небольшого серого строения с покосившейся и выцветшей табличкой, на которой уже трудно было разобрать надпись. Выкинул неиспользованную сигарету в окно и уехал.
***
Когда Белов вышел из здания, Паулаускас стоял на тротуаре у обочины, засунув руки в карманы. Все в той же горчичного цвета куртке и полинявших брюках.
— Не взяли, — констатировал он, глядя ему в глаза.
— Не взяли, — подтвердил его слова Белов.
— Я так и знал. Не любят здесь таких брать.
Белов подошел к новому знакомому.
— Я тут подумал, — Модестас посмотрел на низкое серое небо, — я сегодня выходной, тебе тоже делать нечего. Пошли в бар сходим?
Белов ничуть не удивился этому странному предложению.
— Давай сходим, — равнодушно пожал он плечами.
Модестас довольно усмехнулся.
— Тогда идем в Медузу, — решил он. — В двух шагах отсюда, к тому же там вкусные гренки с чесноком и сыром. Под Мидус — самое то.
«Под Мидус самое то…» Мог ли Белов еще месяц назад подумать о том, что скоро он будет распивать в Литве алкоголь на пару с едва знакомым ему таксистом?
Хотя напиться — это то, что ему сейчас было нужно. Белов зябко поежился. Обволакивающий теплом густой медовый напиток — то, что доктор прописал, когда и на улице и в душе вот уже долгое время одна беспросветная дождливая морось.
Комментарий к
Мидус - национальный литовский алкогольный напиток из меда.
========== Часть 4 ==========
«здесь суставы вялы, а пространства огромны
здесь составы смяли, чтобы сделать колонны»
В «Медузе» были хорошие закуски и неплохие напитки. Белов только ел, лишь изредка пригубляя Мидус. Зато Модестас пил от души. Пил много и постепенно пьянел. С каждой рюмкой Мидуса он становился все развязнее: перечил официанту, придирался ко всем, к кому только можно было придраться, запевал литовские песни на родном языке, один раз даже шлепнул по филейной части проходившую мимо хорошенькую девушку.
— И чего тебе спокойно не сиделось в своем… Откуда ты там?
— В Ленинграде, — спокойно подсказал ему Белов.
— Во, в Ленинграде, — Модестас опрокинул еще одну рюмку медового напитка. — Что тебя
