***
Маленький двор. Где-то далеко, у соседей, лает собака. По траве бегают курицы. Совсем рядом кричит петух.
Свежая, мокрая от утренней росы трава щекочет босые ступни. На речку бы, да мать не пустит. Вчера он разбил крынку с молоком. Значит, сегодня сидеть ему дома.
— Сережа! — кричит мать.
Сережа прячется в высокой траве, прижимается щекой к земле. Думает, его не видно. Мать выходит из дома. Сережа видит ее ноги и подоткнутую выше колен юбку. Она стоит на крыльце. Потом уходит.
А вокруг кипит маленькая жизнь: божья коровка ползет по травинке, тащат крохотную тростинку муравьи. На палец Сережи приземлился большой жук с зеленой блестящей спинкой. Посидел, зажужжал и улетел.
Как легко и просто было там, в этом беззаботном городе детства! И все понятно, и все как надо. И рядом есть любимые люди, которые помогут и поддержат. От любой беды всегда можно спрятаться в маминых руках. О каждой горести можно рассказать ей. Она поймет. И поможет.
Летом — речка и луга. Ромашки, васильки, костры и шалаши из веток. Осенью — мед, яблоки, дожди и проводы журавлей, клином летящих в теплые края. Зимой — мамины сказки у печки, салазки, взятие снежного городка и Масленица: блины, варенье, игры. Весной — первая робкая травка, бегущие ручьи, пение птиц, теплое солнышко, Пасха.
А сейчас в жизни Белова: дожди, дожди, дожди…
***
Когда он проснулся, Модестаса уже не было в номере. Не было даже и следов его пребывания в нем: постель застелена, с пола смыты следы от грязных ботинок. И лишь на столе откуда-то появились деньги. Даже на несколько купюр больше, чем Белов потратил за ужин и за такси. Гордый литовец.
Белов не знал, сколько сейчас времени — часов в комнате не было, а его — наручные — давно сломались. Но, судя по тому, что скудное осеннее солнце Каунаса светило довольно ярко, был уже почти день.
Белов встал со стула, потянулся. Спал он долго, но ничуть не отдохнул. Усталость лежала на плечах, как тяжелый мешок, и давила, давила вниз. После проведенной ночи в неудобном положении затекла спина. Белов расправил плечи, хрустнул суставами.
По лестнице прокатились чьи-то шаги. Эти шаги — торопливые, быстрые — приближались к его комнате. Без стука распахнулась дверь, и на пороге возник Паулаускас. В своей неизменной куртке, с незажженной сигаретой в зубах.
— О, ты уже собрался? — он был трезв как стеклышко. — Тогда выходим! И паспорт не забудь!
========== Часть 6 ==========
«и я держу равнение, даже целуясь…»
Модестас привез Белова в маленький домик с кривыми стенами. Он вышел из машины, вытянул оттуда своего спутника и уверенным шагом пошел к двери хибарки. Дойдя до дома и убедившись, что Белов идет за ним следом, постучал.
Изнутри до них донесся звук шагов. Открылась дверь, и Белов увидел высокого мужчину, заросшего щетиной. У него были большие грустные глаза и добрая, как будто чужая этому лицу, теплая улыбка.
— Модя! — поприветствовал он Паулаускаса. — Пришел-таки?
Его взгляд переметнулся на Белова.
— Это Сергей Белов, я тебе про него рассказывал, — напомнил Модестас и сделал шаг вперед, намекая, что непрочь пройти в дом. — А это Сашка Белов, я тебе тоже про него рассказывал, — добавил он, обращаясь уже к Сергею.
Саша Белов улыбнулся робко и нерешительно и слегка нахмурился, как будто никак не мог вспомнить, когда это Модестас говорил ему про Сергея. Но потом его лоб все-таки разгладился, и он дружелюбно протянул новому знакомому руку. Белов ответил на рукопожатие. Ладонь Саши оказалась на ощупь сухой и теплой.
Дом был очень старый и наверняка являлся аварийным. Голый дощатый пол, потрескавшиеся стены и потолок — все здесь дышало затхлостью и запустением. Так пахнут помещения, в которых давно никто не живет.
Саша провел их в единственную комнату, вся меблировка которой состояла из кровати в углу, большого комода, стола, стула и мольберта.
— Малюешь? — Модестас заглянул за планшет и разочарованно вскинул плечи. — А где?
— Вчера только закончил, — Саша собрал с подоконника краски и принялся укладывать их в жестяную круглую коробку. — Сегодня Буткус забрал.
— Кстати о Буткусе, — Паулаускас оживился и уселся на стул, всем видом показывая, что готовится к серьезному разговору. — Ему редактор был нужен?
— Ну да, — Саша сложил брови домиком. — Не знаю, нашел он его или еще нет…
— А можешь спросить?
— Могу. А тебе зачем?
— Да не мне, — Модестас кивком головы указал на Белова. — Ему.
— Мне? — впервые за все время подал голос Белов.
— Ну тебе же работа нужна, я-то при колесах, — раздраженно заметил литовец. — А Буткус — это твой золотой билет!
Белов равнодушно пожал плечами.
— А кто это? — спросил он.
— Это старый богач, которому ударило в голову написать мемуары. Беда в том, что он хочет широко издаться в СССР, а русский знает плохо.
— Я с ним поговорю, как только он придет смотреть эскизы, — решил Саша, убирая краски в верхний ящик комода, и спросил у Белова: — Оставишь свой номер? Я ему передам, если он заинтерсуется.
— Я в гостинице живу, — Белов достал из кармана маленький блокнот и карандаш. — Могу дать номер, назовешь мою фамилию…
— Без проблем.
***
Они еще немного посидели у художника в гостях. Саша Белов оказался очень приятным человеком. В контрасте с пылким Модестасом он казался еще мягче и спокойней, чем был на самом деле.
Глядя на новых знакомых, Белов подумал, что иметь таких друзей, как Модестас и Саша — большая удача в жизни. Впервые за долгое время он был благодарен судьбе. И эта статья, и выдворение из Ленинграда показались ему вдруг сущими пустяками. Все, что теперь окружало Белова, стало ему таким родным и близким, как будто он жил в Литве всю жизнь и всю жизнь был знаком с Паулаускасом. Странное чувство сжало его сердце и не отпускало вплоть до того момента, когда литовец встал и, дружески обняв Сашу, собрался уходить.
— Как Агне? — спросил Саша у Модестаса, когда они с Беловым уже стояли в дверях.
— А, — Модестас махнул рукой и не ответил. Нагнув голову и ссутулившись, вышел из низкой прихожей во двор. — Пойду двигатель прогрею, — бросил он через плечо и быстрым шагом пошел к машине.
— А ты ему понравился, — заметил Саша, когда литовец отошел от них на достаточное расстояние, и по-дружески хлопнул Белова по плечу.
—
