Да, Пестель был реалистом. И поэтому он никогда не заблуждался и был уверен в том итоге, который их всех ждет. В том, что ни один из лидеров восстания не сможет выйти сухим из воды, сомнений у него не было. На свой счет уж так точно. Смерть или ссылка — любой исход из этих вариантов был бы слишком тяжел для жены осужденного. Пестель считал, что мужчина, идущий на подобное дело, не должен подвергать подобному испытанию ту, которую любит. И искренне недоумевал, как Рылеев или тот же Муравьев-Апостол могут этого не понимать.
— Тебе нужно уехать, Павел, — сказал вдруг Сергей, вырывая Пестеля из паутины его мыслей. — И увезти все бумаги. Я долго думал… Если на нас действительно хотят донести, без веских доказательств сделать это они не смогут. А пока в полках все тихо, никто ничего не заподозрит. Все только начало успокаиваться после «семеновской истории».
— Да, ты прав, — задумчиво ответил Пестель, не расслышав толком, что сказал ему Сергей. — Надо уехать…
Вопрос только — одному или с Викторией?
Сергей не отводил от Пестеля проницательного взгляда. Еще немного — и он все поймет.
— Я не знаю, что с тобой происходит… — сокрушенно покачав головой, наконец сказал он. — Но, прошу тебя, сейчас надо решить эту проблему…
— Решу, решу… — пробормотал Пестель, чувствуя тупую боль в виске. — Не волнуйся…
Сергея его тон явно не убедил. Он с сомнением окинул взглядом скорбную фигуру Пестеля и вздохнул. Он наверняка считал, что лидер тайного Южного общества просто загнал себя, находясь в постоянном напряжении.
— Ты все-таки подумай и попытайся вспомнить: может, кто-нибудь что-то настойчиво выспрашивал или пытался просмотреть какие-то документы, — попросил Сергей, которому эта мысль все-таки покоя не давала.
Пестель кивнул, под столом сжимая и разжимая кулак, чтобы заставить кровь бежать по венам быстрее и притупить навязчивую боль.
— Хорошо.
— Ну что ж, — Сергей встал и с явной неохотой взял свою накидку. — Я зайду к тебе вечером. Нужно еще кое-что обсудить.
— Ты надолго? — спросил Пестель, вставая и провожая его до двери.
— Проездом, — озадаченно сдвинув брови к переносице, ответил Сергей. — Завтра уже уеду.
Он открыл дверь и, обернувшись на пороге на Пестеля, сказал короткое:
— Честь имею.
Пестель проследил взглядом за тем, как Сергей спускается по ступенькам с крыльца и идет за угол мазанки к протоптанной дорожке. Колючая поземка залетала на порог, но Пестель не спешил закрывать дверь. Его взгляд выхватил фигурку стоявшей у плетенки Виктории. Недолго думая, он накинул шинель и вышел на улицу.
Виктория наблюдала за домом со стороны, опасаясь входить внутрь. Еще издали она узнала в подъехавшем всаднике Муравьева-Апостола и, решив, что он приехал к Пестелю по важному делу, не стала вмешиваться в разговор мужчин. В последние дни она многое переосмыслила. Теперь уже девушке трудно было поверить в то, что она ехала в Петербург узнать побольше о политической обстановке и хотела всерьез участвовать в подобном деле. Дома — в маленьком уездном городке, просиживая долгие вечера наедине со старой матерью, читая стихи, которые по ее просьбе ей изредка присылал Кондратий, и мечтая о том, как все изменится — Виктория всерьез верила, что это так просто. Стоит только захотеть что-то изменить. Теперь же она отчетливо понимала: все не так легко. Нет, Виктория не отступала от своих намерений. Она хотела и могла быть полезной. Но не всем революционерам, а одному конкретному человеку. Пусть он об этом даже и не думал.
Если бы Пестель принял ее, она стала бы ему верной подругой и понимающей женой. Она бы переписывала его черновики набело, делала копии и точила перья. Она бы не отговаривала его и не останавливала. Она бы…
Дверь дома отворилась, выпустив наружу Сергея, и Виктория, заметив за его спиной Пестеля, поспешно отвернулась. После вчерашнего вечера она не заговорила с ним ни разу, и с каждой минутой страх перед неминуемым разговором только усиливался. Как он поведет себя с ней после того, что было? Как ей самой себя с ним теперь вести?
А с чего она вообще взяла, что что-то, собственно, было?
А вдруг у военных так заведено, и она всего лишь попала Пестелю на глаза в ненужное время при ненужных обстоятельствах? Ведь у нее нет ни громкой фамилии, ни влиятельной родни, а все наследство ее обедневшего дворянского рода — молва об измене государю-императору…
Нет, думать об этом отчаянно не хотелось!
Виктория услышала скрип снега раньше, чем голос Пестеля — голос, от которого по спине бежали мурашки и сердце начинало гулкий отсчет до полной остановки:
— Верх неразумности — стоять на улице в такой мороз.
Она обернулась к нему, словно только теперь заметила, что не одна.
— Мне совсем не холодно, — пожала плечами Виктория.
— Только губы посинели, — понимающе съязвил Пестель и уверенно взял девушку под локоть. — Мне совсем не нужно, чтобы ты заболела и слегла в постель.
Виктория послушно пошла с мужчиной. На второй ступеньке крыльца споткнулась и чуть не ударилась лбом об оставленную открытой дверь. Мучительно краснея, девушка прошмыгнула в дом и обернулась к Пестелю, уже оказавшись в комнате.
— Я же не уеду сегодня? — невольно вырвалось у нее. Виктория отметила, что Муравьев-Апостол разговаривал с Пестелем совсем недолго, и успела соорудить в голове несколько страшных предположений.
Пестель словно прочитал ее мысли. Усмехнулся краешком губ:
— Не волнуйся, Сергей приехал не за тобой.
Виктория мысленно возненавидела себя за выдающую ее с головой дрожь и отвела от мужчины взгляд.
— Просто ты вчера говорил… — невнятно буркнула она, но Пестель ее услышал.
— Я много чего вчера говорил.
Между ними повисло напряженное молчание. Пестель обещал Сергею со всем разобраться, значит, нужно было подвести какой-то итог и его вечной кутерьме с Викторией. Он уже почти набрался решимости сказать все, как есть, объяснить, почему он не хочет строить отношения с кем-либо, и дать ей самой право выбора. Пестель знал, что она разумная девушка и способна трезво обдумать его слова. Но в глубине души надеялся, что и она испытывает к нему нечто подобное его чувствам.
Вздохнув, Пестель подошел к Виктории и, глядя ей в глаза, твердо сказал:
— Нам нужно поговорить. Все, что вчера произошло…
Его уверенный тон очень скоро сошел на «нет».