Виктория опустила руки на колени и сжала пальцами салфетку. Она вовсе не хотела выходить на ужин. Уже сказалась было больной, но Наталья Михайловна убедила ее выйти к гостям. Виктория не смогла отказать. И теперь жалела об этом.
Он постарел, подумала девушка, исподтишка наблюдая за Пестелем, который доедал уже второе пирожное. С горечью отметив, что у него сегодня на удивление отменный аппетит, Виктория отодвинула от себя свою чашку. Она не смогла съесть ни кусочка — ее десерт так и остался нетронутым.
— …Виктория? Что ты думаешь об этом?
Виктория вздрогнула и перевела недоумевающий взгляд на Кондратия. Она прослушала все, что он сказал до этого, и теперь лихорадочно соображала, что был за вопрос и как ей на него ответить.
— Я полностью тебя поддерживаю, — наконец сказала она, решив, что Кондратий плохого не посоветует.
— Вот и чудно! — улыбнулся Рылеев. — Наташенька уже давно хотела в театр, но все не было возможности выбраться куда-нибудь. Завтра вечером в Александрийском театре обещают потрясающий балет. Вот и ты, Виктория, развеешься. Павел Иванович, не желаете составить дамам компанию? — вдруг спросил Рылеев, и Виктория на мгновение подумала, что ей послышалось. Но Пестель что-то ответил — девушка не слышала, что — и стало ясно, что обращались все-таки к нему.
Догадавшись, что на завтрашний вечер у Рылеева запланировано собрание, на котором нежелательно присутствие женщин, Виктория кинула на Наталью Михайловну быстрый взгляд. Она сидела спокойная. Блики от огня свечей играли на ее волосах и золотили падающую на лоб прядку, драгоценная брошь сверкала на платье. На лице — улыбка, но между бровей залегла печальная складочка. Она, конечно, же, тоже об этом знала — Рылеев никогда не скрывал от близких свои мысли, только в последнее время говорил матери меньше, чем нужно, и избегал опасной темы.
Когда ужин был завершен, все встали из-за стола. Наталья Михайловна ушла в комнату дочери, Рылеев и Барятинский уединились в дальнем углу — заканчивать почти забытый спор. Виктория и Пестель остались вдвоем.
Она встала и подошла к окну. Спустя несколько секунд он оказался рядом. Виктория почувствовала движение за спиной, а обернувшись, нос к носу столкнулась с мужчиной.
— Поздравляю с замужеством, Виктория, — сказал Пестель с интонацией, в которой невозможно было разобрать каких-либо чувств.
— Благодарю, — сухо ответила девушка, быстро опуская взгляд. Пестель стоял напротив нее, и уйти она не могла. Впрочем, куда бы она пошла? Рассудив, что в их разговоре нет ничего предосудительного, Виктория немного помялась, но все-таки подняла голову и ответила на испытующий взгляд мужчины.
— Надеюсь, Ваш муж достойный человек, — продолжал тему Пестель. Его губы всего на секунду искривились в усмешке, но этого было достаточно, чтобы Виктория решила, что он над ней насмехается.
— Более чем. Алексей Дмитрич очень хороший человек.
Она демонстративно скрестила руки на груди и поджала губы. Она не могла сказать ему, что вышла замуж от отчаяния, как не могла сказать, что этот брак необычайно ее тяготил. Каждый раз, когда девушка думала об этом, внутри все болезненно холодело, и совесть учтиво напоминала, чем Виктория обязана своему мужу.
— Что ж, — развел руками Пестель. — Очень рад за Вас.
Он внимательно посмотрел на стоявшую перед ним девушку и вдруг узнал в ней ту самую, прежнюю, Викторию. Упрямое выражение вновь появилось на ее лице, глаза смотрели на него, как раньше. С толикой серьезности и напускного безразличия. Наивная и неопытная в таких делах, Виктория действительно считала, что сможет его обмануть своим поведением.
— Я слышала, дела в вашем полку идут отлично, — спустя полминуты молчания проронила девушка, переводя разговор на свою любимую тему — политику. — Говорят, сам император остался доволен его осмотром.
— Совершенно верно, — подтвердил ее слова Пестель и едко добавил: — Еще и три тысячи десятин земли выделил в знак особого расположения.
— Да Вы теперь богач, Павел Иванович, — серьезно заметила Виктория, и Пестель не смог уловить, с иронией она говорила или считала так на самом деле.
— Можно и так выразиться, — согласился с девушкой Пестель.
Он не мог сказать ей, что за короткое время растратил всю полковую казну на подготовку восстания. И уж конечно он не мог ей сказать о том, что единственное, к чему расположен император — это к его аресту. Пусть лучше она заблуждается, считая его простым обывателем и продолжая романтизировать его деятельность. Теперь, когда они уже никогда не сблизятся, нет причин показывать ей всю подноготную в попытке отпугнуть и уберечь.
Разговор не ладился. Виктория хмурилась, прислонясь спиной к деревянному серванту, Пестель угрюмо молчал. Вопросы вертелись на языке. Ему не было никакого дела до личной жизни девушки — это он понимал хорошо. Но ничего не мог с собой поделать.
— А что, Ваш муж такой занятой человек? — все-таки спросил он, не сумев как должно скрыть прозвучавшую в голосе насмешку.
Виктория дернулась, как от удара.
— Алексей Дмитрич доктор, — тихо ответила она. — Он вынужден был остаться в Рязани на какое-то время.
— Значит, спасает жизни? — глядя в окно, подвел итог Пестель. — Очень благородное дело.
— Кто-то больше расположен убивать, кто-то — спасать, — невозмутимо пожала плечами Виктория, и в ее словах он уловил тонкий намек. Усмехнувшись, склонил голову в шутливом поклоне:
— Изящно, Виктория, изящно. Браво!
— В убийстве нет ничего изящного, — оборвала его девушка. В ее интонациях звучал лед. — Убийство невозможно оправдать.
— Я полностью с Вами согласен. И все же я предпочел убить, нежели быть убитым. Помнится, тогда, в Бородинском сражении, когда я, кстати, был тяжело ранен…
— Я имела совсем другое, Павел Иванович, и Вы это знаете…
— …уверен, Ваш отец поступал так же.
— Павел Иванович, прекратите!
Пестель замолчал, задумчиво глядя на Викторию. Она стояла перед ним — покрасневшая, взволнованная. Глаза горят, пальцы по старой привычке мнут несчастную юбку. Она отстранилась от серванта и, подавшись к мужчине, горячо зашептала:
— Я устала от Ваших рассуждений, мне их уже хватило! Я видела, на что Вы способны, и больше не желаю продолжать этот
