Небо стремительно темнело, в домах зажигался свет — желтые прямоугольники окон и светящиеся из-за прикрытых ставень кресты сопровождали их весь путь. Пестель шел, глубоко проваливаясь в снег, наперерез через чей-то участок; Виктория, догадавшись идти за мужчиной след в след, маячила где-то за его спиной. В любое другое время Пестеля восхитило бы такое упорство девушки, сейчас же оно ему только мешало.
Пестель вышел к дому Директории с боковой стороны. Угловое окно было ярко освещено; на фоне слепящего жёлтого света можно было различить две или больше фигуры. Непроизвольно сдвинув уголку назад, Пестель обошел дом и стал подниматься по ступенькам.
Виктория повисла на его руке:
— Пожалуйста, не ходи! Там Сергей Иванович, он со всем разберется!
Пестель скинул с себя девушку без особого труда. Он не понимал, почему она так не хочет пускать его внутрь, и злился от этого еще больше.
— Хотя бы сюда не лезь! — с досадой воскликнул он, не сумев сдержать эмоций.
Виктория стояла внизу, глядя на мужчину преданными глазами. Во всей ее фигуре была некая покорность на грани обреченности. Она протянула к нему руку в последнем умоляющем жесте.
— Павел, не надо! Я же знаю, ты убьешь его! Но ты же душу свою погубишь!
Вот оно что.
— С чего ты взяла, что я буду его убивать? — хмуро спросил Пестель, не сводя с девушки пристального взгляда.
— Ты взял пистолет, — очень тихо ответила Виктория.
— Верно, — вспомнил про оружие Пестель и, рванув на себя дверь, вошёл в дом.
Узкий темный коридор, проходная комната — и просторное, ярко освещённое сразу несколькими лампами, помещение. Свет ударил в глаза, и Пестель невольно прищурился. Но фигуру Обухова, стоявшего в двух шагах слева от него, он заметил сразу. Практически почувствовал его присутствие и, не думая, выхватил пистолет. Напряжение, копившееся в нем последние несколько часов, отчаянно искало выход наружу.
— Ах ты, подлец! — воскликнул Пестель, делая шаг к офицеру.
— Павел, отпусти пистолет! — тут же услышал он голос Сергея справа от себя. — Возьми письма. Это все?
Он всунул в его руку тугую пачку писем. Не убирая пистолета, Пестель пересчитал их.
— Все. Кому он хотел их отвезти?
— Не сказал, — ответил Сергей, тревожно всматриваясь в лицо друга. — Мы перехватили его у дороги, он собирался ехать в объезд…
— Мы? — переспросил Пестель, только теперь заметив еще двух офицеров, стоявших рядом с Обуховым.
— Благодарю, господа! — обращаясь к ним, сказал Сергей. — Вы можете идти, дальше мы сами…
Пестель проводил офицеров взглядом и обернулся к Сергею. Лицо Муравьёва-Апостола даже в свете лампы выглядело очень бледным. Судя по всему, он переживал не меньше самого Пестеля.
— Могло быть хуже, — глухо сказал он, пристально глядя на молчавшего Обухова. — Опоздай мы на пять минут, и все бы пропало.
— Впредь мне наука будет, — процедил Пестель сквозь зубы, замечая, что рука, по-прежнему державшая пистолет, дрожит. Такого раньше не бывало.
— В этом нет твоей вины, — уверенно возразил Сергей, словно прочитав его мысли. — Невозможно все контролировать.
— Я должен был догадаться, — упрямо повторил Пестель заученную за несколько часов фразу. — Ты меня предупреждал, а я не придал твоим словам должного значения… Ну, теперь мы узнаем все, что нам нужно…
Он сжал челюсти и шагнул к Обухову. Дуло пистолета теперь почти упиралось последнему в грудь — так близко он к нему подошел. Голубые глаза офицера смотрели угрюмо, исподлобья. Просто так он ни в чем не признается. Но Пестель и без его слов знал все, что должен был знать — Обухов хотел восстановиться в действующей армии и вернуть себе благоволение императора. Этой мечтой грезили многие.
— Кому ты хотел отвезти эти письма? — четко, почти по слогам, спросил Пестель, и Обухов, не выдержав его тяжелого взгляда, отвел глаза.
Тихо трещало сгоравшее в лампе масло. Скрип половиц возвестил Пестеля о том, что Виктория, вопреки его немому запрету, все-таки вошла в дом.
— Уведи ее отсюда, — не оборачиваясь, бросил Сергею Пестель.
— А ты? — спросил тот, и Пестель нервно дернул щекой.
— Разберусь сам.
Судорожный всхлип, скрип старых досок и звуки возни. Виктория молчала, но Пестель слышал ее мысли. Она готова была или заплакать, или кинуться на него дикой кошкой, заставить уйти.
Треск лампы. Глубокий вдох. Удаляющиеся шаги. Стон поворачиваемой на петлях двери.
Тишина.
Угрожающе щелкнув пистолетом, Пестель поторопил Обухова:
— Я жду. Назови имена. Куда ты вез письма? В Петербург?
…Виктория позволила Сергею увести себя и теперь стояла под темным небом, не сводя глаз с единственного яркого окна углового помещения. Почти не дыша, прижав озябшие руки к груди, она неотрывно смотрела вперед, чутко прислушивалась к каждому звуку. Сергей снял с себя шинель и укрыл ею спину девушки, но Виктория даже не заметила этого. Она не замечала ничего вокруг, позабыв все молитвы и судорожно вспоминая «Отче наш».
Они простояли не больше минуты — Сергей всего лишь увел девушку подальше от дома Директории и сразу же отправился обратно. Он даже не успел дойти до крыльца — оглушительный выстрел разбил единственное окно. Даже не вскрикнув, Виктория лишь прижала ладони ко рту. Сергей сорвался с места и побежал. Поздно.
Дверь открылась, и на заснеженные ступени упал свет. В освещенном дверном проеме стоял силуэт Пестеля. Он молча прошел мимо Сергея. Голова опущена, плечи поникшие. Виктория отшатнулась от него, как от призрака, когда он приблизился к ней на расстояние нескольких шагов.
Пестель поднял голову, и их взгляды встретились. Виктория молчала. Ей не хватало воздуха. Она не видела, как исчез в доме Сергей, не слышала доносящиеся оттуда голоса — весь мир сузился до стоявшего перед ней мужчины, все вокруг плыло и стремительно отходило в тень. Виктория почувствовала, как слабеет. Все тело стало ватным, тяжелым, и только сердце стучало гулко и сильно. Постепенно темнота сошлась с краев к центру, поглотив и лицо Пестеля, по-прежнему обращенное к ней. Виктория упала на снег и не видела больше ни бросившегося к ней мужчины, ни Сергея, который вышел из дома Директории, волоча за собой насмерть перепуганного Обухова.
***
Кибитка медленно тронулась с места, и Виктория бессильно откинулась на сидение. Когда она проснулась утром, Пестеля в лагере уже не было. Огарок свечи и сломанное перо — вот и все, что напоминало о его присутствии. Пестель уехал. И даже не оставил ей письма. Глядя на сломанное перо, Виктория на секунду допустила мысль о том, что он все-таки
