— Вот что, Виктория, идите домой, а я попробую что-то узнать. Обухов не мог исчезнуть так, чтобы этого никто не заметил. Вы поняли?
Виктория кивнула.
— Только я не пойду домой, — твердо сказала она, снова оглядываясь на дорогу. — Я подожду Павла.
— Как знаете, — поколебавшись, вздохнул Сергей. — Когда он приедет, пусть идет в дом Директории. Скорее всего, я буду там.
***
Пестель гнал что есть духу, ни разу не вспомнив о том, что лошадь, позаимствованная им у Муравьева-Апостола, уже проскакала много вёрст без передышки. Он вообще не вспоминал ни о чем, полностью поглощенный своей погоней. Цель на горизонте казалась практически недостижимой, но Пестель даже не думал повернуть назад. Он мчался напролом, игнорируя протоптанную дорогу, с маниакальным усердием направляя лошадь по рыхлому снегу, в степь, туда, где вдали виднелась маленькая черная точка — стремительно удаляющийся всадник. Пестель неотрывно смотрел вперед, стискивал челюсти и терпел уже почти привычную боль. Если он не догонит Обухова, если он не перехватит его сейчас, все будет зря. В украденных письмах, которые Пестель еще не успел отправить, не было ничего особо опасного. Но даже в этих письмах при желании можно было найти много такого, за что обычно дают поездку на север в один конец.
Сергей был прав, когда говорил Пестелю об этом. В отличии от него, Муравьёв-Апостол предусмотрел случившееся и предупредил его, но Пестель подвел друга, пустив все идти своим чередом.
Он должен был догадаться раньше.
Обухов всегда был в эпицентре событий, постоянно крутился возле него — следил, слушал, ждал подходящего момента. Виктория была не при чем. Ему нужно было совсем другое. И слепящая ревность Пестеля была офицеру только на руку.
Пестель гнал, проклиная себя за свою самоуверенность. Привыкнув держать все под контролем, он расслабился в самый неподходящий момент, решив, что все, как всегда, будет в порядке. Он отвлекся. Размяк. В эту минуту, мчась на всей скорости через сугробы, чтобы срезать путь и перехватить всадника на дороге, Пестель отчетливо понимал одно: эту ошибку он не простит себе никогда. И не повторит ее. Он уедет завтра же — один, без Виктории. И никогда больше не вспомнит о девушке. Пестель ведь всегда знал, что женщины — это слабость, которая отвлекает. И позволил себе попасться в эту ловушку.
Лошадь под ним начала сдавленно хрипеть. Почти припав к её шее, Пестель на ходу достал пистолет и взвел курок. До преследуемого оставалось всего ничего — метров пятнадцать наискось через степь. Не уйдет.
Пестель выехал на дорогу, оказавшись впереди Обухова, и с трудом остановил лошадь. Ехавший по дороге всадник, почувствовав неладное, попробовал увести своего коня с протоптанной дороги, но Пестель не дал ему этого сделать, подняв пистолет и выстрелив. Пуля просвистела совсем рядом с головой лошади, и напуганное животное отчаянно задергалось под своим хозяином.
— Не двигаться! — рявкнул Пестель, дыша тяжело и чувствуя боль в легких. Перед глазами предательски потемнело — явный признак начинавшегося приступа. Чтобы не упасть, Пестель спешился. Мимоходом зачерпнув горсть чистого снега, отер им лоб и тяжелой, неверной походкой направился к всаднику. Пистолет он так и не опустил.
— Где письма? — угрожающе спросил Пестель, подходя к всаднику ближе и целясь в голову. Темные круги еще мельтешили перед глазами, но боль уже отступала. От напряжения сводило скулы.
— К-какие письма, Ваше Благородие? — услышал Пестель крайне напуганный голос, и его рука неуверенно дрогнула. Тряхнув головой, он внимательно посмотрел в лицо всаднику, и только теперь, обретя снова возможность четко видеть, понял, что перед ним вовсе не Обухов. Серую шинель он издалека спутал с драным кафтаном из овечьей шерсти, уголку — с развязанной ушанкой. Мужика, сидевшего верхом на крепком гнедом коне, он совершенно точно видел впервые в жизни.
В замешательстве опустив Пистолет, Пестель обернулся назад. Дорога была пуста. И он поклясться был готов, что Обухов не успел бы проехать по ней раньше, чем Пестель кинулся вдогонку. По прямой, разумеется. Но снег вокруг лежал ровно, исключая протоптанную им самим тропку, а значит, срезать путь Обухов тоже не мог.
Значит, он еще в лагере.
Пестель обернулся на лошадь. Она всхрапывала, беспокойно притоптывая ногой. Ноздри встревоженно раздувались, на губах была видна пена. Он вряд ли сможет доехать на ней обратно вовремя.
Пестель снова поднял пистолет.
— Слезай, — коротко приказал он мужику.
Несчастный, крестясь, практически свалился со своего коня в снег. Причитывая, отполз подальше. Пестель убрал пистолет и легко вскочил на коня.
— Я найду тебя позже! — пообещал он, мысленно решив вернуть ему коня впридачу с новыми санями, но мужик, видимо, растолковал его слова как угрозу и принялся истово молиться. Пестель этого уже не видел. Развернув коня, он мчался назад во весь опор.
***
Пестель вернулся в лагерь, когда уже начинались сумерки. Почти на ходу соскочив с коня, он пошел прямо к тому дому, где он видел Обухова в последний раз. Дыхание сперло от быстрой езды, морозный воздух иголками впивался в легкие. Пестель остановился всего на секунду, чтобы отдышаться, когда услышал громкое, полное боли и облегчения:
— Павел!
Он развернулся на крик, и что-то мягкое и взъерошенное упало ему на грудь и сжало в объятиях. Пестель обескураженно опустил голову вниз. Виктория стискивала его мундир покрасневшими от холода пальцами. Она дрожала. Несколько секунд Пестель смотрел на нее, почти забыв о том, что еще минуту назад занимало все его мысли, а потом отстранил девушку уверенным жестом. Не сейчас. Не здесь.
— Павел? — обескураженно окликнула его Виктория, глядя вслед удаляющемуся мужчине.
Пестель не ответил и не остановился. Он уверенно шагал к дому, где должен был быть Обухов. Он и так потерял уже много времени.
— Павел, его там нет! — воскликнула Виктория, кидаясь ему вдогонку. — Дом пуст. Сергей сейчас пошел в дом Директории, может быть, получится что-то узнать…
— Ты рассказала ему? — спросил Пестель, останавливаясь так внезапно, что Виктория не успела остановиться и беззащитно ткнулась ему в плечо.
— Да, — она выглядела напуганной, и платок сбился с головы, и глаза сверкали в сумерках, как у кошки. — Нельзя было? Ты злишься?
— Нет, ты всё правильно сделала, — на ходу ответил Пестель, резко меняя курс и направляясь к дому Директории.
Виктория шла за ним по пятам, и как Пестель не старался идти широким шагом, она не отставала. Уставший, измученный переживаниями, успевший за дорогу прокрутить в голове десятки вариантов развития событий, Пестель не обращал на девушку никакого внимания. Его сжигала тревога и жажда деятельности. Он не знал, насколько далеко
