Конечно, и Рылеев, и Трубецкой правы — выступать сейчас было бы верхом неразумности. Пестель, отрезвленный недавней неудачей, это понимал. Как понимал он и то, что время уходит стремительно и безвозвратно.
Он вышел из кабинета, погруженный в свои мысли. В том, что никакие усилия теперь не приведут к объединению Обществ, не оставалось сомнений. Да, императору известно о том, что на юге замышляют противозаконное деяние. Да, ему еще пока неизвестно, что такой же опасный штаб расположен прямо у него под боком — в Петербурге.
Нет, ни Трубецкой, ни Рылеев не станут рисковать.
Пестель с кислым лицом стремительно миновал наводненную людьми гостиную. Кто-то из офицеров хотел остановить его, а может, ему всего лишь показалось. Он вышел в коридор и на секунду остановился, чтобы перевести дух и успокоиться. Пестель всегда был импульсивным, эмоции поглощали его целиком, а это, как он знал, чревато последствиями.
В конце концов, принятое решение было единственно верным. Пестель вел людей к победе, а не на убой — а незапланированное выступление неминуемо повлекло бы за собой много бессмысленных жертв. Они сами уже были первыми жертвами этой самой Великой войны. А значит, война уже началась. Это и утешало, и доставляло смутную боль одновременно.
Пестель собрался уйти, но замешкался у двери. Что-то словно заставило его опустить поднесенную к дверной ручке ладонь и обернуться. Краем глаза он увидел мелькнувший в дверях знакомый силуэт. Виктория, конечно же, была здесь. И конечно же, она не могла вот так — в открытую — к нему подойти.
Подумав несколько секунд, Пестель достал из внутреннего кармана пустой конверт и карандаш и, написав несколько строк, сунул записку в карман знакомого пальто. Он намеренно задержался у бокового кармана подольше, чтобы Виктория заметила его движение. Потом поправил воротник мундира и вышел из ставшей ему ненавистной квартиры.
***
Виктория выждала несколько минут и незаметно выскользнула из комнаты в коридор. Ей понадобилась пара секунд, чтобы нащупать вожделенный конверт и сунуть его под платок. В гостиную она вернулась уже с ним, сжимая его в пальцах и чувствуя шершавую поверхность бумаги. Конверт шуршал и грел душу. Она ещё не знала, что Пестель ей написал, но догадывалась, что он назначил ей дату и место встречи.
Остаток вечера прошел для нее в мучительном нетерпении. Кондратий снова, вопреки здравому смыслу и увещеваниям супруги, устроил чтения. Виктория терялась в этом бесчисленном количестве незнакомых людей и смотрела на гостей почти с трепетом. Ей всё казалось — вот сейчас ее кто-нибудь узнает. Кто-нибудь из тех, кто был в Тульчине два года назад, или из тех, кто случайно оказался в Линчине этим летом и видел ее там. Среди всех встречались и знакомые лица, и тогда Виктория старалась поскорее отойти в тень или затеряться в толпе. За два года она научилась тому, что подслушивать чужие разговоры и влезать не в свое дело очень и очень опасно.
Все время — в гостях у Рылеевых и в экипаже по дороге домой — Виктория держала конверт под сердцем и не решалась взглянуть на него. Она не замечала ничего из происходящего вокруг, все её мысли вертелись вокруг этой случайной записки. Даже сидя в экипаже на одном сидении с мужем, Виктория думала о Пестеле и с замиранием сердца представляла их новую встречу. С тех пор, как она вернулась из Линчина в Петербург, они виделись только урывками. Трижды на улице, дважды в гостях. Виктории этого было мало.
Виктория не заметила, как экипаж подвез их к подъезду дома. Не слышала, как ее окликнул Алексей Дмитрич. Она очнулась только после того, как он распахнул перед ней дверцу и подал руку. Молодая женщина послушно оперлась на нее, спрыгнула со ступеньки на землю.
Когда они вошли в квартиру, Виктория скинула свое пальто и, не мешкая, быстрым шагом пошла в свою спальню.
— Милая, ты куда? — очень тихо спросил Алексей Дмитрич, следя за женой с удивлением и ещё каким-то чувством, понять которое Виктория так и не смогла.
— Я на секунду, — на ходу ответила Виктория. — Сейчас вернусь! Я обещала Наталье Рылеевой найти свою камею, если не сделаю этого сейчас, обязательно забуду…
Виктория врала, уже не краснея. Оставив за спиной и Алексея Дмитрича, и сомнения первых дней, она вошла в комнату и, мягко притворив за собой дверь, прошла к столику у окна. Огарок свечи и спички она нащупала почти вслепую — ночные шторы были задернуты, да и тусклый уличный свет уже не смог бы осветить просторную комнату. Высечь искру у нее получилось не с первого раза. Руки дрожали от волнения и нетерпения. Виктория зажгла свечу, достала конверт и жадно пробежала взглядом по строкам. Так и есть. Пестель писал, что пробудет в Петербурге еще несколько дней и предлагал встретиться завтра вечером на набережной Невы — у излюбленной ими скамейке за высокой оградой.
Виктория прижала конверт к губам, оставляя на нем едва заметный след от помады. Вдохнув знакомый запах пороха — от Пестеля по какой-то непонятной причине всегда им пахло — Виктория бережно убрала конверт в ящик своего трюмо и закрыла его на ключ. Каждое письмо любимого мужчины она берегла, как самое дорогое сокровище.
Когда она вышла из спальни, Алексей Дмитрич сидел в столовой за столом и читал вечернюю газету. Услышав шаги, он поднял на жену взгляд. В этот вечер вместо обычного тепла и благодушия на дне его зрачков затаилась настороженная внимательность.
— Сейчас будем ужинать, — сказал Алексей Дмитрич, сворачивая газету и откладывая ее в сторону.
Виктория села на свое обычное место напротив супруга и безропотно сложила руки на коленях в ожидании прибора. Алексей Дмитрич, который не имел привычки курить, сидел без малейшего движения и смотрел прямо на нее. Впервые за весь вечер у женщины закралось подозрение, что что-то идет не так.
Девушка принесла ужин, и Виктория неуверенно взялась за вилку. Молчание за столом напрягало и заставляло волноваться. Не зная, как завести разговор, Виктория спросила первое, что пришло ей на ум:
— Вы сегодня, наверно, устали на работе…
— Я сегодня не был в больнице, — ровно ответил Алексей Дмитрич. Он уже отвел
