Теперь бледный мальчик перешел в нападение, тесня загорелого в сторону каменного стола, стоящего у дальней стены. На нем лежал толстый фолиант, открытый на последней странице. Железные цепи тянулись с потолка, удерживая нечто, висящее над книгой… длинный кусок металла, похожий на спицу для вязания, только смертельно остро заточенную… Это было зачарованное перо, отчаянно пытающееся вырваться…
Глаза Агаты округлились.
Сториан!
Агата снова взглянула на сражающихся – глаза бледного мальчика в капюшоне были направлены в сторону закованного пера. Отражая удары бледного мальчика, загорелый отступал к книге и вдруг споткнулся. Бледный мальчик привстал над ним, протягивая руку к перу…
– Арик, – одним движением загорелый мальчик вскочил на ноги и улыбнулся, увидев капитана. Испугавшись, бледный мальчик тут же отдернул руку.
– Вот, говорит, что хочет охранять Сториана со мной, – произнес загорелый мальчик. Он стянул капюшон с бледного мальчика, который оказался рыжеволосым и длинноносым Тристаном, усыпанным веснушками. – Подумал, что стоит испытать его.
– Он не достоин быть здесь, повелитель, – отрезал Арик, сердито глядя на Тристана, который в растерянности уставился на свои башмаки. – Случайные люди непредсказуемы, они делают, что им заблагорассудится. И заслуживают наказания…
– Оставь его. Разве он не ровня остальным ребятам? – спросил загорелый мальчик, снимая серебряную маску Директора школы. Тедрос стряхнул капли пота с густых золотых волос и вложил в ножны свой меч Экскалибур. Он взглянул на отражение в зеркальной рукояти – за год его тело стало сильнее, щеки покрыла светлая щетина, и даже челюсти теперь были сжаты как-то сурово и по-мужски. Он обернулся к Арику:
– Нужно удостовериться, что в этот раз мы справимся, и лишняя пара рук уж точно не помешает. И еще: до того как Софи наконец умрет, у меня же должна быть какая-то компания. Не понимаю, как Директор школы сидел здесь все это время и не перерезал себе глотку от скуки!..
Его голос внезапно умолк. Напротив окна стояла неясная тень, сверкая карими глазами из темноты, словно кошка.
Арик прочистил горло:
– Повелитель, мы нашли нарушите…
Ледяной взгляд Тедроса заставил его замолчать. Все еще полуголый, Тедрос двинулся к окну. С каждым его шагом силуэт становился четче… Вот появились темные волосы… Белая как снег кожа… Тонкие розовые губы, скривившиеся в испуганной улыбке…
Стоящая у окна Агата затаила дыхание; ее щеки полыхали румянцем еще сильнее, чем раньше. Лицо Тедроса стало более жестким, чем она помнила; он стал будто мрачнее. Налет мальчиковой невинности… исчез. Но в глубине его глаз она все еще видела именно его. Мальчика, которого она пыталась забыть. Мальчика, который пришел к ней во сне. Мальчика, без которого ее душа не могла жить.
– Возьми Тристана, и уходите, – наконец сказал Тедрос, не глядя на Арика.
Арик насупился:
– Повелитель, я настаиваю на…
– Это приказ.
Арик схватил Тристана за плечо и толкнул его на канат, оставляя принца наедине с его принцессой.
Точнее, он думал, что оставляет их наедине.
Софи, невидимая под своим плащом, все еще пыталась отдышаться после карабканья по косе. Она скрючилась под каменным столом, где Сториан безуспешно пытался освободиться и дописать их с Агатой сказку. Несмотря на ее визг на мосту (Софи порезала ногу об обломок кирпича), она каким-то образом сумела добраться до Тедроса живой и незамеченной. Но как только Тедрос направился к Агате, временное облегчение Софи сменилось паникой. Она смотрела на принца и принцессу, тонущих в глазах друг друга, и понимала, что ее сказка вот-вот завершится.
Агата выбрала мальчика.
И она ничего не может сделать, чтобы остановить ее.
– Ты… здесь, – произнес Тедрос, прикасаясь к руке Агаты, будто все еще не веря, что она была реальной.
От прикосновения его руки щеки Агаты вспыхнули раскаленным оловом. Она не могла произнести ни слова… Он должен отойти… Ему нужна…
– …рубашка, – выдавила она.
– Что? Ох… – Тедрос тоже покраснел и, схватив с пола черную рубаху без рукавов, тут же натянул ее. – Я просто… Я не подумал… – Его глаза обшарили комнату. – Ты здесь… одна?
Агата нахмурилась:
– Конечно.
– Она не с тобой? – Тедрос перегнулся через окно и глянул вниз на канат.
– Я пришла, как ты и просил, – сказала Агата и добавила: – Пришла ради тебя.
Тедрос с удивлением уставился на нее:
– Но это… Как это вообще…
Его взгляд в мгновение стал твердым, будто со стуком захлопнулась дверь.
– Ты. Ты заставила меня пройти через ад.
Агата вздохнула, готовая к такому повороту.
– Тедрос…
– Ты поцеловала ее, Агата. Ты поцеловала ее вместо того, чтобы поцеловать меня. Ты вообще понимаешь, что ты сделала со мной? Ты понимаешь, что ты сотворила со всем вокруг?
– Она спасла мне жизнь, Тедрос.
– И разрушила мою! – взбесился он. – Всю свою жизнь я нравился девочкам только из-за моей короны, моей удачи, моей внешности – и ничего из этого я сам не добился, между прочим. А ты стала первой девочкой, которая сумела разглядеть меня за всей этой мишурой… Той, которая увидела внутри меня нечто, что заслуживало любви, каким бы глупым и взрывным идиотом я ни был. – Тедрос замолчал, услышав, как его голос дрогнул. Когда он снова поднял глаза, его лицо было холодно и спокойно.
– Но потом каждую ночь я вынужден был засыпать, зная, что я недостаточно хорош. Я должен был жить дальше, помня, что моя принцесса предпочла мне подругу.
– У меня не было выбора! – настаивала Агата.
Тедрос помрачнел и отвернулся.
– Ты могла взять мою руку. Ты могла остаться здесь и отпустить ее домой, – он склонился над последней страницей книги, лежащей под Сторианом. Его тень слилась с тьмой, куда проваливался нарисованный Тедрос. – Не говори, что у тебя не было выбора. У тебя он был.
– Выбор, который мальчику никогда не понять, – Агата взглянула на его спину. – Всю свою жизнь я была изгоем, Тедрос. Никто не оставлял детей рядом со мной, даже не спускал с поводка животных. Когда я стала старше, я спряталась на кладбище, потому что тогда еще не представляла, что теряю. Например, кого-то, с кем я могла бы поговорить. Или кого-то, кто сам хотел бы поговорить со мной. Я начала убеждать себя, что одиночество – это настоящая сила. Что мы все когда-нибудь умрем и будем сожраны червями, так какой смысл вообще… – она замолчала на мгновение. – Но потом появилась Софи. Она приходила после школы, в четыре часа, минута в минуту. Я ждала ее у двери каждый день – «как собака», по мнению моей матери. Всеми силами я растягивала время, которое мы проводили вместе. Я наблюдала за ней, а небо темнело… Она так забавно негодовала, словно тоже не хотела, чтобы я шла домой. Пусть даже она и притворялась, будто считает меня своей подругой. Она дала мне почувствовать себя любимой первый раз в жизни, – улыбнулась Агата, и голос ее
