Внимательно разглядывая себя со стороны и жалея, что не ценила жизнь больше, я заметила тонкую нить, повисшую в воздухе. Сначала показалось, что это паутинка, но она блестела на солнце и, по контрасту с тем, какими плотными казались предметы в моем состоянии, выглядела до странности прозрачной. Я вытянула палец и ощутила звенящий шум, точно от завибрировавшей струны инструмента.
Я в ошеломлении отдернула руку. Ниточка брала начало в углу комнаты; опустившись на колени, я увидела отблеск часов Тиан Бая за тяжелым шкафом. С тех пор как я бросила их в тень Лим Тиан Чина – как же давно это случилось! – я так и не смогла их вернуть. Прекрасная ниточка выходила из часов, тянулась вверх и простиралась через комнату, а затем терялась в солнечном свете снаружи. Я не понимала, как могла упустить ее раньше, и с ужасом размышляла, не стала ли ближе к миру духов.
И все-таки нить привлекала меня. Она обладала странным очарованием, и я не удержалась – провела рукой вдоль нее, прослеживая путь через окно наружу. Подчиняясь импульсу, я встала на подоконник. Нить гудела в ладони пойманной пчелой. Я оглянулась на девушку в кровати: закрытые глаза, ровное дыхание… Я знала, что Ама хорошо позаботится о моем теле.
Потом я прыгнула.
Глава 12
Несмотря на мои опасения, листки с заклинаниями на окнах не помешали покинуть помещение. Я медленно спланировала вниз и оказалась в боковой аллее. Там я оглянулась на дом, сжимая в руке сверкающую нить. Едва я ослабила хватку, она воспарила с ветром, как паутинка, уходя куда-то вдаль. Без указующего ориентира я могла лишиться самообладания и вернуться домой, ибо никогда за всю жизнь не выходила вот так, в одиночку. Я двинулась в путь, мимо знакомых домов соседей. Рядом почти никого не было – слишком жарко для визитов и слишком поздно для разносчиков, которые странствовали от двери к двери, предлагая свежее тофу в сосудах с водой и живых цыплят. Теперь, обретя шанс свободно бродить повсюду, я ощущала неуемное любопытство – хотелось изучить дома других людей, понять, как они живут, – однако нить в руке напомнила, что у меня иные планы. Я не ведала, куда она ведет, но кроме нее зацепиться было не за что.
Шла я долго, следуя за паутинкой, которая прокладывала себе путь в район торговых домов. Ряды магазинов пестрели вывесками и плакатами. Они были построены так близко друг к другу, что стены каждого магазина являлись также и стенами соседних. Перед ними тянулся «каки лима», или «пятифутовый путь» – прохладный тенистый тротуар, образованный нависающими вторыми этажами зданий. Здесь приторговывали прохожие, отдыхали в ротанговых креслах старики, валялись бродячие псы с ходящими ходуном от жары боками. Среди прочих были и галантерейные заведения: скобяная лавка, кофейня «копи тиам», лавка ростовщика-индийца, мужчины в белом хлопковом тюрбане и с тремя волнистыми знаками касты на лбу. Когда я была ребенком, Ама приводила меня сюда во время Праздника середины осени[28], чтобы выбрать мне один из множества целлулоидно-проволочных фонариков в виде бабочек и золотых рыбок. Затем я ждала, пока няня не наполнит пакеты иголками и башмаками сабо.
Стоя там, в окружении людей, торопившихся по своим делам, я почти могла притвориться таким же обыкновенным прохожим. Благополучно пребывающим в теле человеком. Слезы наполнили мои глаза. Я почувствовала крайнее одиночество, отдаленность от знакомого дома и всех, кто знал и заботился обо мне.
Какое-то время я всхлипывала и вдруг обратила внимание на подошедшего нищего. Попрошаек здесь бывало много, но у этого внешность оказалась необычной. Он едва ковылял: истощение достигло предела, когда ребра выпирают наружу сквозь грубую кожу. Пока я наблюдала, сквозь нищего, словно сквозь тень, прошел мужчина. Я отпрянула в ужасе, однако бедняк был так близко, что столкновения нельзя было избежать. Когда его лицо показалось из-под драной шляпы, я увидела не только сухую кожу и выпиравшие кости, но и глаза – сморщенные плоды в глубоких впадинах.
– Кто ты? – Его голос был слабым и тонким, будто в легких осталось слишком мало воздуха, чтобы протолкнуть через эту разрушавшуюся грудную клетку.
Он казался столь хрупким, что я собрала остатки мужества.
– Ты меня видишь?
Его голова медленно склонилась на увядшей шее.
– Только с определенных углов. – Глаза нищего блуждали. – Ты не пахнешь смертью. Пришла с небес?
– Ты ошибаешься, – ответила я. – Никакое я не божество.
– Тогда дай мне еды. – Его рот распахнулся, как могила. – Я умираю от голода!
– Что ты такое? – прошептала я, хотя уже, кажется, знала ответ.
Теперь он пресмыкался передо мной, слабо дергая за подол платья.
– Не помню. Никто не закопал меня. Никто не знает моего имени. Дай же! – стенало жалкое существо. – Дай хоть связку монеток на еду!
Преисполнившись жалости и ужаса, я слепо обшарила карманы и обнаружила там несколько связок старинных медных монет, нанизанных на веревочки через дырки в центре. Наверное, это была часть денег, которые я сожгла для самой себя, но времени обдумать это не осталось – нищий с потрясающим проворством ухватил подачку. Сжимая монеты костлявыми руками, он начал уныло отползать прочь. К моему разочарованию, возле него стали собираться другие любопытствующие тени. И тут же еще два голодных духа подобрались ко мне сзади. Один был еще более оборванным и безумным с виду, чем тот нищий. Он двигался медленными рывками и толчками, и мне стало интересно, исчезают ли такие существа со временем. Второй, по видимости, скончался не так давно, поскольку пробрался вперед.
– Здесь была девчонка – раздавала деньги!
Я отпрянула от его яростного невидящего взгляда. При жизни этот нищий был тучным мужчиной, сейчас признаки голодовки были едва заметны. Но когда я шевельнулась, он закричал:
– Вот она!
Я помчалась по бесконечным улочкам, прорываясь через лабиринт магазинов. Голодные духи появлялись со всех сторон, просачиваясь из стен и выныривая из переулков. Слишком поздно я осознала, что бежать нельзя. Если мертвые могли видеть меня только с определенных углов, значит, следовало оставаться неподвижной. Так или иначе, я оказалась далеко от места, с которого все началось. Солнце стояло высоко, когда я замерла в ужасном осознании. Во время побега я отпустила тонкую нить, которая вывела меня из дома.
Второй раз за день я стояла посреди дороги со
