– Жаль, что вы не работаете у нас, – вздохнул Смирнов. – У вас острый глаз и аналитический ум.
И десятки прочитанных шпионских романов за плечами. Немалое число их написано бывшими разведчиками. Например, Грэмом Грином и Ле Карре, если речь об англичанах.
– Мне хватает своих забот, Платон Андреевич!
– Знаю, – кивнул. – Государыня запретила вовлекать вас в наши дела. Я с приватным визитом: хочу предостеречь. Если британцы нас подозревают, то могут знать о вашем участии. Вы жили с Галлахер в одном отеле, лечили ее дочь. Небольшие чаевые прислуге отеля – и та все расскажет.
– Я много кого лечил в Париже.
– Но среди тех не было исполнительницы покушения. Вам грозит опасность. Британцы могут попытаться вас похитить или вовсе убить.
– В Москве?! Для такого дела нужны исполнители. Где они их возьмут? Азеф с Савинковым ждут казни в камере смертников, другие террористы сидят за границей и носа не кажут в Россию. Привлечь уголовников? Так те тоже не дураки. Покушение на жениха наследницы престола – это не купца за мошну прирезать. Да и я не беззащитный телок, с пистолетом не расстаюсь, – извлеченный из кармана «браунинг» лег на столешницу. – Стреляю хорошо. На двадцати шагах попаду в любую часть тела злоумышленника по своему выбору.
– Наслышан, – кивнул Смирнов. – Но все же советовал бы взять охрану.
– Она даст англичанам знать, что я причастен к покушению. С чего-то раньше обходился без охранителей, а по возвращению из Франции озаботился?
– Вы правы, – согласился Смирнов. – Однако будьте настороже. Предчувствие у меня нехорошее. Оно меня никогда не подводило.
– Сделаем так, – сказал я, подумав. – Возле дома организуем полицейский пост, установим фонарь с электрической лампой. Убивать днем меня не станут – слишком опасно. Придут ночью. Перед этим будут шнырять поблизости, разведывая подходы, полицейский, если не дурак, заметит. Это станет поводом принять дополнительные меры. Не думаю, что кого-то удивит полицейский пост у дома жениха наследницы престола, так что поводов для подозрений не дадим. А после женитьбы я перееду в Кремль, там меня и вовсе не достать.
– Согласен, – сказал Смирнов. – Я похлопочу насчет поста, – он встал. – Честь имею!
Я пожал ему руку, и мы расстались. После завтрака я отправился в Кремль – следовало доложиться непосредственному начальнику, лейб-медику Горецкому. Тут следует пояснить. У российского императорского двора, как, впрочем, других в Европе, имелась собственная медицинская служба. Старший над ней – лейб-медик. Ниже стоят лейб-хирург, лейб-акушер и прочие специалисты. Они лечат членов императорской семьи. Придворных пользуют врачи с приставкой «гоф» к должности. Вся эта компания подчиняется Горецкому, я – не исключение. Субординацию следует блюсти.
Горецкий принял меня без промедления, и мы мило поговорили за чаем. Я рассказал о визите в Париж, показательных операциях, выступлениях. Горецкий слушал, кивая.
– Что ж вы о главном умолчали? – упрекнул, после того как я смолк. – О почетной степени доктора Сорбонны? Первый русский врач, удостоенной такой чести!
Я пожал плечами.
– Не цените вы себя, Валериан Витольдович! – покачал головой лейб-медик. – Я читал о вашем визите во французских газетах, да и наши много писали. Ошеломительный успех. Вы гордость России!
– Будет вам, Афанасий Петрович! – не согласился я. – Прямо уж гордость?
– Не скромничайте! – улыбнулся Горецкий. – Наше медицинское сообщество взбудоражено и хочет вас видеть. Нужно непременно выступить перед коллегами, ко мне уже обратились с такой просьбой. Московский университет по примеру Парижского хочет присвоить вам степень доктора: только не почетного, а действительного. Я это стремление поддержал – заслужили. Столько нового в медицину привнесли!
– Этим занималась группа разработчиков.
– А кто давал им идеи и внедрял в практику? Нет, Валериан Витольдович, не отвертитесь. Если французы оценили, нам грех отставать. Готовьте доклад. Пары дней хватит?
– Пять, – сказал я, подумав.
– Пять так пять, – согласился Горецкий. – Но ни днем больше. Очень хотят вас послушать.
Интересно, почему раньше таким желанием не горели? В смысле собраться, послушать, степень присудить? Заслуженно, к слову. По местным меркам я даже не доктор – академик. Шутка. Знания не мои, их врачи, что сейчас трудятся на фронтах, в клиниках и исследовательских лабораториях по крупицам собирали. Я же их труд присвоил, правда, не в личных целях, а с благими намерениями. Но все равно вопрос интересный. Стоит нашему человеку добиться успеха за границей, как к нему начинают относиться с придыханием. Берут интервью, приглашают на телевидение, осыпают милостями. А вот у японцев наоборот. Не важно, кто ты за границей, докажи, чего ты значишь, у себя дома. Уважаю…
– Каковы ваши дальнейшие планы, Валериан Витольдович? – внезапно спросил Горецкий.
– Обычные, – пожал я плечами. – Оперировать, исцелять, внедрять новшества.
– Я имел в виду отдаленную перспективу. После вашей женитьбы на ее императорском высочестве?
Горецкий опустил взор и стал перекладывать какие-то листки на столе. Я смотрел на него с недоумением: о чем это он? И вдруг понял. За свою должность лейб-медик боится. Жениху цесаревны можно быть лейб-хирургом, а вот мужу маловато – таковы здешние представления. Терять пост Горецкий не хочет. Не последний человек при дворе, чин тайного советника, именьице государыня пожаловала… Правда, и служба ответственная. Не исцели я Ольгу, летел бы он из Кремля, кувыркаясь.
– На высокие посты не претендую, если вы об этом, Афанасий Петрович. Я практикующий хирург, и хочу им остаться.
– Бог вам в помощь! – облегченно выдохнул Горецкий. – На меня можете рассчитывать и впредь.
После этого наш разговор как-то свернулся, и я отправился домой. К моему возращению Миша проснулся, и мы душевно посидели за обедом, вернее, завтраком по-местному.
– Елизавета Давыдовна приняла мое предложение руки и сердца, – сообщил Миша после того, как мы утолили первый голод. За столом я видел, что он рвется чего-то рассказать и даже догадывался, что именно, но повода заговорить не дал. Не следует говорить натощак о серьезных делах.
– Поздравляю! – сказал я и наполнил рюмки. – За вас с Лизой! Совет да любовь!
Мы выпили и закусили.
– Родители ее не возражали? – поинтересовался я.
– Нет! – покрутил головой Миша. – Давид Соломонович с Цитой Аароновной третьего дня приезжали. Я волновался, но, оказалось, зря. Они меня обласкали.
Кто бы сомневался?
– Давид Соломонович сказал, что купит нам дом в Москве. Дядя Лизы обещал обставить его мебелью. Еще сказали, что на свадьбе подарят нам денег. Не знаю, что и думать, Валериан!
– А что тут думать? – удивился я. – Живи и радуйся! Помнишь, я говорил, что будет у тебя дом в Москве, а ты не верил? Кто оказался прав?
– Почему мне такое счастье? Хожу, и поверить не могу. Мало того, Лизонька взаимностью ответила, так еще это… Чем я заслужил?
– Стоп! – сказал я. – Прекращаем. С чего такие мысли?
– Знаешь? – вздохнул друг. – Я вот встану перед зеркалом, смотрю
