Штаб Белорусского фронта разместился во дворце Сан-Суси – не потому, что командующий любил роскошь, а из прагматических соображений. В этом мире дворец и прилегающий к нему парк не превратились в музей, оставаясь резиденцией прусских королей. Та имела телефонную и телеграфную связь, которую немцы, отступая, не успели испортить. Помещений много – идеальное место для штаба. Новые постояльцы разительно изменили облик дворца. По наборным паркетам теперь стучали не каблучки туфелек, а топали сапоги солдат. На изящном диванчике, обитым гобеленом ручной выделки, можно было видеть спящего русского офицера, чьи ноги в носках свисали с подлокотника. Никто, впрочем, во дворце ничего не портил, ничего отсюда не тащил – на этот счет имелся строжайший приказ. Шустрые квартирьеры, занимая резиденцию, первым делом описали имеющееся в нем имущество и под роспись вручили список коменданту. Если чего не досчитаются впоследствии, спросят строго. Не гунны дикие на территорию Германии ворвались, а армия цивилизованного государства вступила. Мы не немцы, которые, захватив Польшу, первым делом ободрали до голых стен замки и резиденции этой страны.[72]
Брусилов с начальником штаба фронта и командующими армии заседал в бывшем кабинете Вильгельма II. По рукам генералов ходили снимки Берлина, сделанные лучшим экипажа разведывательного самолета фронта, отличившимся еще в сражении на границе с Польшей. Тогда поручик Бартош и прапорщик Котов (для своих – Котыч) сумели разглядеть на станции Ломжа и заснять разгрузку баллонов с отравляющим газом. Это дало возможность русским войскам подговиться к использованию боевой химии. Пилот и его летный наблюдатель своевременно выявили сосредоточение газовых баллонов на позициях немцев, где Брусилов и нанес удар, поразив весь мир неизвестным ранее тактическим приемом – атакой пехоты в защитных масках через облако отравы. В этот раз штабс-капитан Бартош и подпоручик Котов, кавалеры орденов Святого Георгия и медалей «За отвагу», проуютюжив брюхом своего «парасоля» крыши Берлина, привезли массу снимков города. Те показали: столицу готовят к обороне. Об этом свидетельствовали баррикады на улицах, траншеи и артиллерийские позиции на окраинах города.
– Да, – сказал Деникин, кладя на стол последний из рассмотренных снимков, – с налету не взять.
– Такого ежа за задницу не укусишь, – согласился Брусилов. – Какие будут соображения, господа?
– Планомерная осада, – сказал начальник штаба Клембовский. – По-иному никак. Артиллерия рушит укрепления, сносит баррикады, пехота следом берет позиции неприятеля.
– Не приучены войска к боям в городе, – вздохнул Деникин. – Большие потери понесем. Государыня не похвалит.
– Что предлагаете? – спросил Брусилов.
– Взять город в кольцо – чтобы мышь не проскочила, тревожить противника артиллерийским огнем, разбивая его укрепления и не давая возможности возводить новые, тем временем обучить штурмовые группы тактике городских боев. По завершению учебы – планомерное продвижение к центру города. В таком случае потери могут оказаться приемлимыми.
– Кто будет учить войска наступать в городе? – спросил Клембовский. – Вы знаете таких специалистов? Я лично не припомню. Ни в академии Генерального штаба, ни в последующей службе не встречал.
Брусилов и Деникин обменялись понимающими взглядами.
– Поищем, – сказал Брусилов, – и, возможно, найдем, если дадут время. Верховный главнокомадующий обещал государыне взять Берлин до Рождества, как бы не стал торопить. Думаю, что нам следует…
Генерал не договорили. Дверь в кабинет открылась, и на пороге возник адъютант.
– Извините, ваше высокопревосходительство, – сказал торопливо. – Срочная новость: германцы прислали парламентера. Говорит, что прибыл из самого Берлина.
Сидевшие за столом обменялись взглядами.
– Где он? – спросил Брусилов.
– В приемной. Прибыл к нашим позициям на автомобиле с белым флагом. Заявил, что будет говорить только со старшим офицером. У него сведения чрезвычайной важности.
– В каком он чине? – спросил Деникин.
– Оберст. Полковник по-нашему.
– Зовите! – велел Брусилов.
Адъютант исчез и через минуту в кабинет вошел худощавый, подтянутый немецкий полковник в щегольском мундире. К его появлению Клембовский успел собрать фотографии в стопку и положить ее тыльной стороной к верху. Переступив порог, гость вытянулся и поднес руку к козырьку фуражки.
– Гутен таг, герр генерал. Полковник Генерального штаба фон Бюллов. С кем имею честь?
– Командующий Белорусским фронтом генерал-адъютант Брусилов, – ответил командующий по-немецки. Как и все сидевшие за столом, он знал этот язык.
– У меня для вас важное сообщение, герр генерал.
– Проходите, садитесь, – Брусилов указал на свободный стул в конце стола.
Гость послушался. Сев, он достал из бокового кармана мундира конверт и положил перед собой.
– Этой ночью в Берлине случился государственный переворот, – сказал, четко выделяя каждое слово. – В ходе него погиб император Германии Вильгельм II и его старший сын того же имени. Другие сыновья монарха подписали отречение от престола. Временное правительство, пришедшее к власти, объявило Германию республикой.
Генералы обменялись взглядами.
– Кто возглавил правительство? – спросил Брусилов. – Гинденбург?
– Генерал-фельмаршал Гинденбург и его ближайший сподвижник, генерал пехоты Людендоф пали в ходе переворота. Временным главой Германской республики избран генерал-оберст в отставке Карл Хлодвиг Эдуард цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст. Он уполномочил меня передать вам это послание.
Фон Бюллов встал и, подойдя, дал Брусилову конверт, после чего вернулся на свое место. Командующий взял нож для бумаги, вскрыл конверт и извлек сложенный пополам лист бумаги. Пробежав его глазами, положил на стол.
– Я не могу дать вам ответ немедля, полковник, – сказал гостю.
– Понимаю, – кивнул немец. – Я готов ждать.
Брусилов нажал кнопку электрического звонка.
– Проводите парламентера в офицерскую столовую, – велел появившемуся адъютанту. – Пусть его накормят, предложат вина или чего он захочет. Потом устройте в какой-нибудь свободной комнате и выставьте караул.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – щелкнул каблуками адъютант.
После того как он с немцем ушел Брусилов пустил послание Гогенлоэ по рукам. Генералы прочли быстро: на листке было всего несколько строк.
– Предлагают прекращение огня и переговоры о мире, – сказал начальник штаба, возвращая письмо командующему. – Как поступим, Алексей Алексеевич?
– Для начала доложу главнокомандующему, – сказал Брусилов и встал. – Прошу не расходиться, господа!
Выйдя из кабинета, он пересек приемную, прошел коридором и толкнул дверь в небольшую комнату, где у телеграфного аппарата сидел молодой солдат с погонами вольноопределяющегося. При виде командующего, он вскочил.
– Сиди! – махнул рукой Брусилов. – Связь со Ставкой есть?
– Так точно! – доложил солдат.
– Вызывай!
Паальцы телеграфиста запорхали по клавиатуре. Разговор, состоявший далее, остался в стопке подшитых телеграмм.
«У аппарата главнокомандующий. Слушаю вас, Алексей Алексеевич!»
«Только что ко мне в штаб явился германский парламентер, полковник Генерального штаба фон Бюллов. Сообщил, что в Берлине случился переворот. Убиты император Вильгельм и его старший сын. Остальные дети императора отреклись от престола. В замятне погибли Гинденбург и Людендорф. Временное правительство объявило Германию республикой. Немцы предлагают прекратить боевые действия и приступить к переговорам».
«Кто возглавил Германское правительство?»
«Генерал-полковник в отставке цу Гогенлоэ. Парламентер ждет ответа. Что ему сказать?»
«Велите начальнику штаба фронта доставить из секретной части пакет номер два, вскройте его при свидетелях и следуйте инструкциям».
«Это все, Михаил Васильевич?»
«Нет, Алексей Алексеевич. Поздравляю с окончанием войны!»
Недоуменно прочитав последнюю строчку, Брусилов вернулся в кабинет,
