— Пурити, ты говоришь так, будто в этом есть что-то плохое, — покачала головой Ноно.
— Я... не... что? — Это не только было неожиданно, но и возвращало Пурити к ее собственным мыслям о текущем положении вещей.
— Твой отец стоял прямо здесь, в этой комнате, и здесь же он совершил Убийство. Но не твоя мать. Все меняется, когда твоим домом управляет женщина, когда твоя мать решается стать Убийцей. Ты ощущаешь это, оно передается тебе, проникая с током крови в лежащий во чреве плод. Да, я вкусила сполна... Хотя Нини ничего не почувствовала. Но я осязала, как моя мать оскверняет себя, беря в руки Оружие. Не знаю, как поняла, но это так, и больше я не могу скрываться. Притворяться Ноно, притворяться тупой, притворяться, будто хожу на гребаные уроки танцев.
Мертвые боги, в голосе Ноно слышалась не только искренность, но и надрыв!
— Но зачем тебе вообще было притворяться?
— Да ладно тебе, Пурити, не становись такой тупоголовой коровой, — пальцем указала Ноно на гетры Клу. — Ты же сама знаешь, как наше стадо поступает с теми, кто является сильной и независимой личностью: их режут на куски за то, что они надели не тот наряд. А пока мы невинно развлекались, устраивая свои игрушечные убийства, Круг приговаривал своих же членов к подлинному забвению. Они Убивали друг друга, даруя себе нечто вроде индульгенции.
— И тогда ты решила вымазаться в этой скверне сама? — К своему ужасу, Пурити понимала, о чем говорит Ноно и что чувствует.
— Кому-то же надо было их остановить. Скажи мне, разве не ты сама, как никто другой из нас, ощущала зов сделать что-нибудь, не важно что, только бы нарушить ход вещей? Хотя бы просто сбежать?
— Сбежать от чего?
Пурити мечтала сбежать, да, — сбежать из Купола, сбежать от подруг, от всего того, что все чаще, как ей казалось, было лишь западней, чтобы избавить город от них.
— Да от всего. Разве тебе здесь не душно? Разве ты сама не захлебываешься во всем этом позолоченном дерьме?
Пурити вспомнила, как в первый раз оказалась в этом помещении, и вновь ощутила переполнявшую ее тогда слепую ненависть. А затем опустила взгляд.
— Бери и пользуйся, — весело произнесла Ноно.
Пурити захлестнула волна собственной беспомощности, но она заставила себя поднять над ней голову.
— Я никогда не сделаю того, что ты хочешь.
— Жаль будет отсекать такие замечательные волосы от тела, Пурити Клу.
— Лучше сечь волосы, чем детей, Нонетта Лейбович. — Пурити прожгла Ноно взглядом, вспомнив о том, как страдал Кайен, видя муки юного портного, умершего, сжимая в руке желтую ниточку от канареечного платья.
— Я... я не сразу поняла, что значила та песня. Я думала, Мнер дразнит меня, заманивает обратно к себе в постель, выдавая куплеты, лишь кажущиеся фрагментами Оружия. Что он заигрывает со мной. Но затем я сложила все вместе и Убила тех мальчишек — на самом деле Убила. Я обязана была найти достойное применение этому дару.
— И лучшее, что ты смогла придумать, — стереть из истории имя своей семьи?
— Чтобы покончить со всем этим? Да с радостью. И не только своей, а вообще всех семей. Мы же выродки, Пурити, и ты сама все прекрасно видишь.
Вообще-то Клу ничего подобного не видела, невзирая даже на всепоглощающее отчаяние, скребущее ее сердце. Но пока Ноно читала нотации о порочности Круга, Пурити разглядывала Краски Зари, напустив на лицо, как сама надеялась, выражение отрешенного благоговения. Девушка искала хоть какой-нибудь намек на Оружие, когда вдруг вспомнила угрозу, которую Ноно швырнула своей сестре Нини, — в тот миг она казалась просто очередной чепухой, но теперь до Клу стал доходить смысл.
«Мнер сказал мне, что если петь достаточно медленно, то это причиняет боль», — вот что говорила Ноно. А еще теперь она сказала: «Мнер заманивал песенкой обратно к себе в постель».
И вот тогда к Пурити пришло осознание тайны, насчитывавшей уже четверть миллиона лет. Лорды и Круг; Оружие; помещение, куда до недавнего времени могли войти только князь и члены Круга Невоспетых.
— Святое самоубийство, да Оружие же было у них все это время!
Иначе и быть не могло. Лорды не находили Оружие, они всегда им обладали. А если так, тогда знание об этом инструменте служило причиной существования самого Круга — баланс сил, взаимно жаждущих уничтожения друг друга. Колокола, вся история окружавшего ее общества определялась тайным противостоянием эпохальных размеров, пришедшим к непреодолимому паритету. Что ж, это вполне объясняло, почему лорды так оберегали сведения о том, как прийти к Смерти — или причинить ее, — и, что еще важнее, почему они даже не попытались развязать войну за обладание Оружием. Всякий, кто имел голос, мог управлять им.
— Мои аплодисменты, Пурити! — захлопала в ладоши Ноно. — Ты наконец-то собрала все фрагменты мозаики воедино, хотя обычно никого, кроме себя, не замечаешь.
Пурити не слушала. Лорды веками надежно хранили тайну Оружия, скрывали его, пока их не заперли внутри Купола, и вот тогда выпустили на свободу. Возможно, ее мысль о том, что указ об Обществе был подписан Ффлэном с целью навсегда избавиться от правящего сословия, была не так уж далека от истины?
С другой стороны, она наконец-то нашла то, что так долго искала, — связь между князем, Кругом, Оружием и Красками Зари. Она была прямо здесь, сокрытая в основании каждого витража, в черных прямоугольниках, украшенных золотыми письменами, что, на первый взгляд, казалось, служили лишь пояснениями к изображенным стеклянной мозаикой картинам. С расстояния в несколько футов надписи выглядели неразборчивыми, но, подойдя ближе, Пурити стала различать текст. Если она все правильно прочла, то хоть размерность строк на разных витражах и значительно отличалась, однако написанное определенно задавало музыкальный мотив. Краски Зари хранили песню.
Порой даже трюфели, идеальный уют и бархатистое красное вино не способны улучшить твоего настроения — вынуждена была со вздохом признать Лалловё Тьюи, маркиза Теренс-де’Гис. Она возлежала в ванне,
