Пока Эшер прокладывал путь через толпу, он отметил про себя некую болезненность, присущую этой шумной пирушке. Нет, это было бы слишком мягким описанием. Лица людей пылали от обилия выпитого, но все же они продолжали вливать в себя одну пинту за другой, словно никак не могли утолить жажду, а рубашки, обтягивающие раздувшиеся животы, были вымазаны жиром многочисленных отбивных. Что-то черное шевелилось, высунувшись из уха одного мужчины, а женщину неподалеку «украшали» сразу три такие штуковины — две в одном ухе и еще одна торчала из носа. И никто, казалось, ничего не замечает, а если и замечает, то не придает этому факту никакого значения.
Компания кровавых шлюх, сгрудившаяся в дальнем углу, обводила толпу безумными, голодными взглядами, и, пробиваясь к таверне, Эшер заметил, как они время от времени утаскивают то одного, то другого пьяницу в укромное место. И проститутки жизни-то не часто радовались необходимости поработать, а в том, что полдюжины кровавых шлюх разом с такой охотой взялись за свое ремесло, было и вовсе нечто неправильное. Ему прямо-таки даже стало любопытно, умирают ли они сейчас от рук своих клиентов или просто трахаются с ними. Собравшиеся на площади мужики не больно-то походили на кровожадных убийц, хотя, разумеется, кто его знает.
Прежде Эшер был слишком отвлечен тем... резонансом, что поразил его на крыше одной из башен мертвых владык, чтобы обращать на это внимание, но теперь, когда он пришел в себя и успокоился, стало невозможным не замечать, что дамбу наконец прорвало. Скверна, которая медленно заражала город, уже не скрывалась и теперь влияла на всех, не только на Умирающих. Сварнинг пришел. Куда бы красноленточная богиня не утащила Сесстри с Купером, те будут в сравнительной безопасности, пока сам он повидается со старым другом.
Войдя в двери и протолкавшись к стойке бара, Эшер принялся осматривать столы. Окснард свистнул, привлекая его внимание, и помахал рукой с мезонина, к которому вела лестница, обегающая по кругу стены таверны. Как и следовало ожидать, маркиз занимал отдельный столик, само собой заставленный едой. Конечно же, он ждал визита Эшера, как всегда, страдая от желания поболтать.
— Давай-давай, присаживайся! — Окснарду было вовсе необязательно это говорить, поскольку Эшер и так уже устроился напротив маркиза. — Не стесняйся, накладывай себе.
— Гляжу, ты, как всегда, не унываешь.
— А ты, напротив, как обычно, угрюм? — расхохотался Окснард, но затем покосился на толпу на площади.
— У меня есть лекарство от вашей тоски, — устало улыбнулась Эшеру официантка, ставя на стол четыре кружки пива; одну из них серый человек тут же осушил залпом и протянул руку за второй.
— Сегодня в кости не играешь? — спросил он.
— Так ведь ты же собрался прийти, — улыбнулся Окснард. — А с тобой играть довольно-таки рискованно.
— Забавно, что ты об этом упомянул. — Эшер швырнул на стол погнутую монетку с профилем Леди Ля Джокондетт. — Мне-то казалось, что ты достаточно умен, чтобы не пытаться вставать у меня на пути, Окснард. Вот что было действительно рискованным.
Изумление на лице маркиза, казалось, было невозможно подделать.
— Понятия не имею, о чем ты. А еще совершенно уверен, что тебе ни за что бы не удалось найти своего похищенного приятеля, не будь я настолько небрежен, чтобы забыть эту монетку, ради которой мне пришлось так отчаянно блефовать. — Окснард протянул руку и забрал монету. — Забавно, как порой все оборачивается. Кстати, спасибо, что вернул мой заслуженный выигрыш. Аригато.
Эшер покачал головой:
— Вряд ли бы после такого отец тобой гордился.
— Ой, ну вот кто бы еще заливал про отцов и их гордость? — снова улыбнулся Окснард, глядя поверх шапки пивной пены; Эшер отвел взгляд. — Во всяком случае, мы оба были заняты делом. А сейчас мы заслужили право выпить. Уж в этом-то мы с тобой разбираемся. Еще мы хорошо умеем скрываться от жен — да-да, знаю, для тебя это болезненная тема, и прими мои искренние извинения, но я продолжу, — прекрасно разбираемся в шлюхах всех разновидностей и мастей. Помогаем вещам вершиться в меру наших определенно недостаточных сил. Я вот, к примеру, занимался поисками кое-каких жизненно необходимых местных гильдий. Пытаюсь удерживать бизнес на плаву, насколько это сейчас возможно.
Единственный бизнес, в котором ты разбираешься, Окснард, — усмехнулся Эшер, — гостиничная индустрия.
Окснард погрозил пальцем:
— Ты всегда был слишком скор на суждения, дружище. Да-да, знаю — твоему брюху основательно больше лет, нежели я могу себе даже вообразить, но это же не повод обращаться с нами так, будто бы мы кретины. К тому же гостиничный бизнес — это настолько большой кусок пирога, что ты и не представляешь. Кто, как ты думаешь, заставляет всех этих работяг чувствовать себя счастливыми в конце трудовой недели, если не бармены да шлюхи и те парни, что, как ты говоришь, только и умеют, что нанизывать мясо на вертел? — Окснард снова засмеялся.
— Слишком уж ты весел для человека, чьи владения зависли на самом краю хаоса. Давно выглядывал наружу?
— Не поверишь, но совсем недавно. И что же я там увидел? Да разве что людей, в конце концов решивших примириться с жизнью. — Окснард насадил на вилку с полдюжины пропитанных маслом листьев салата и отправил в рот. — Viva la muerte[38] и все такое прочее.
— Ты не можешь говорить всерьез, — нахмурился Эшер.
Маркиз ответил ему, еще не совсем закончив жевать:
— Сочувствую, но я абсолютно серьезен. И позволь сразу ответить на твой следующий pregunta: нет, я понятия не имею, с чего это все вокруг вдруг поддались нескольким разновидностям сумасшествия. Кстати, не припоминаю также и причин, почему бы это должно было меня беспокоить.
— Разве все это не кажется тебе странным? — подался вперед, упершись серыми локтями в стол, Эшер.
Маркиз кивнул, случайно пролив пиво на свою дорогую рубашку.
— Разумеется,
