Машина пробуждения

последнее время — нет, — неожиданно развязно улыб­нулся Тэм, но в следующее мгновение, дернувшись, словно ис­пуганная рыбешка, он вновь принял подобающий слуге вид. — Нет, это было бы слишком дерзко с моей стороны. Лалловё Тьюи унаследовала меня. Я перехожу от одной ветреной феи к другой, словно фамильная драгоценность, умеющая кое-что делать по дому. Семья маркизы не находит меня привлекательным уже с тысячу лет или даже больше, хотя причина, по которой меня изначально... приобрели... вроде как заключалась в моей внеш­ности и умении обращаться с лютней. — Когда он рассказывал об этом, лист и струнный инструмент вспыхнули ярче.

«Это знак того, кем он является, — напомнил себе Купер. — Его имя».

— Кстати, а что такое эта лютня? О ней частенько упоми­нают в исторических фильмах и фэнтезийных книгах, но я, кажется, никогда не слышал, как на ней играют. Как она зву­чит? Похоже на гитару? Боже, до чего же хороший кофе!

— Это такая забавная маленькая гитара, которая лично для меня звучит как дом. Ну почему я забыл порезать тебе сыра? Кажется, ты уже выпил слишком много.

— Шутишь, что ли, любовничек фей? Ты хоть знаешь, когда я в последний раз наслаждался этим восхитительным напит­ком? — промурлыкал Купер из глубин кофейного тумана.

Тэм стоял, не в силах разгадать собеседника.

— Не важно. И чего я с вами вообще мучаюсь? С тем же успехом можно пытаться стащить ослиную голову с Ника Мотка[40].

— Ты знаком с Ником? — засветились глаза Тэма.

«Он что, серьезно?»

— Я знаком с его работой, скажем так. Залей мне полный бак, Тэм-тамтам.

Тэм налил Куперу удручающе маленькую порцию кофе и покачал головой, а потом заговорил — искренне и крайне печально:

— Бедный уродец Ослиноголовый Ник. Эти твари сожрали его рассудок. Они называют себя добрыми, но если уж хочешь знать истину...

— ...ты же прекрасно понимаешь, Тэмище, что я хочу...

Купер с наслаждением опрокинул в себя остатки кофе и по­ставил чашку на стойку с посудой. Если отбросить отсылки к поэзии, он понятия не имел, о чем говорит слуга. Впрочем, в последнее время для Купера это стало вполне в безумном порядке вещей. «Мне не должно бы быть так хорошо», — по­думал он, но эта мысль скользнула прочь так же быстро, как и пришла.

— ...не существует на свете такой вещи, как добрая фея. Есть лишь различные вариации на тему «задолбай, на хрен, Тэма». Знаешь, я ведь успел пожить даже при Летнем Дворе. Ох, те­перь я ушел оттуда и стал слишком собой... Видишь, что слу­чается с теми, кто забывает свое место? — Слуга нервозно по­хлопал себя по карманам и извлек часы. — Не то время. Я опаз­дываю или еще слишком рано?

— Без обид, но твоя работа — сущий отстой. — Купер взял кусочек розового сахара и отправил в рот; вкус был прямо как у восточных сладостей.

— Я не обижаюсь, — пожал плечами Тэм. — Дождись, когда она вернется. Ты даже не представляешь себе, что это такое.

— Ну, — развел руками Купер, — вряд ли она окажется хуже своей мамаши.

Тэм выронил карманные часы, и те повисли на цепочке.

— Она... что? — прищурившись, уставился слуга на Купе­ра. — Ты же не мог встречаться с, кхм, Цикатрикс. — Казалось, будто бы ему больно произносить это имя.

— Ха! «Встретиться» — слишком сильно сказано! — Купер выставил ладони над головой, изображая рога. — Огромный черный шлем с длинными рогами, как у жука, и сама здоровен­ная, точно динозавр. Она? Извивающееся тело кибернетиче­ского дракона, приводящееся в движение маленькими волшеб­ными существами, нанизанными на металлические шампуры?

— Ах, месячные Маб, ты не врешь! — Глаза Тэма стали огромными, словно полная луна перед осенним равноденстви­ем. — Знаешь, за такие шутки Лалловё Тьюи с тебя кожу жи­вьем спустит.

— Боюсь, с этим она немного опоздала, — как-то даже чрез­мерно громко расхохотался Купер. — Она может попытаться забрать у меня палец, если осмелится, но вот шкура моя уже из­рядно попорчена, и, признаться, последние дни я пребываю в чертовски скверном настроении. Небезосновательно, прошу заметить. Славно поболтали, Тэмище. Ты, пожалуй, наиболее нормальный человек из всех, кого я встретил за три дня... не считая разве что пилота в пивном бочонке, тот тоже довольно вменяемый парень, если взвесить все за и против. Он мне пока­зался человеком, умеющим правильно расставить приоритеты.

Тэм склонил голову набок.

— Странный ты юноша, Купер-Омфал.

— Что есть, того не отнять. Ты бы тоже был странным, если бы твоя неделя началась с того, что ты вдруг оказался каким-то там волшебным придурком, которого протащила через всю вселенную — или мультиверсум, без разницы, — чокнутая бо­гиня, потом похитила принцесса фей, накачала наркотой Кле­опатра, ты бы познакомился с Цикатрикс изнутри, потрахался с мертвым жиголо со своей родины, полетал на хвосте его су­тенера, был спасен ангелоподобным существом из лап совер­шенно не разбирающейся в моде нежити, оказался в пещере слез и был брошен в подвал к злобной эльфийке, по описаниям изрядно похожей на Круэллу де Билль[41]. Скажи, она носит пальто из щенят? Ох, а еще этот Никсон...

— Сочувствую... — Тэм смотрел на него взглядом человека, который слишком хорошо воспитан, чтобы просто ретировать­ся из комнаты, в которой сидит умалишенный.

— Он пытался украсть мою футболку.

— Серьезно? — Бард взял кружку Купера и положил в одну из гигантских раковин.

— Ага, — фыркнул Купер. — Но, похоже, его решила усыно­вить одна рыженькая дамочка.

— Звучит неплохо. — В раковину со звяканьем отправились кружка самого Тэма и блюдца.

Зазвенел серебряный колокольчик, подвешенный в углу на стыке стен и потолка.

— Хвала богине! — воскликнул слуга. — И твою же ж мать растак! Ты. Атриум. Живо, — добавил он, брызнув слюной и указав на гостя.

— Я Купер. И всегда им был, — начал было развлекаться Купер, но затем произошло нечто неожиданное.

Сердце