Машина пробуждения

притворство испарилось — она перестала изображать просто принимающую водные процедуры барышню, к которой пристает нахал. Истина заключалась в том, что Эшер был выше низмен­ных желаний, а она вовсе не походила на благопристойную даму.

— Бежать? — улыбнулась маркиза, обнажив змеиные клы­ки, сверкнувшие под ее верхней губой. — С чего бы вдруг? Самое интересное только начинается.

Улица под его ногами заходила ходуном, расплескивая воду из фонтана, и Эшер вцепился в бортики, пытаясь удержать равновесие.

Змея продолжала смеяться.

— Знаешь ли, вместо того чтобы лелеять больные фантазии, пробужденные твоими собственными ошибками, мог бы и по­благодарить меня за поддержание какой-никакой нормально­сти хотя бы в этой части города. А еще сказать спасибо за ту мою провальную попытку забрать Купера у Леди.

Эшер поморщился и снял крышку с колодца своего гнева.

— Думаешь, что узнала об агонии все, что можно знать, по­тому что подвесила в своем сортире собственного отца? Я упражнялся в пытках задолго до того, как твоя мать основа­ла свою династию, и могу сокрушить твой разум, даже не вспо­тев. Я выбью из тебя твое хваленое хладнокровие и оставлю умолять о том, чтобы тебя добили, словно мула со сломанным хребтом, — ничего лучшего ты не заслуживаешь.

Если Эшер рассчитывал увидеть на лице маркизы хотя бы малейший признак испуга или уступчивости, его ждало разо­чарование. Она лишь громче засмеялась, захлопав мыльными ладонями.

— Я передам от тебя привет своему новому гостю. Одному из твоих друзей. Точнее, тому, что от него осталось. Впрочем, кажется, ты уже должен был привыкнуть, что постоянно теря­ешь друзей и родных?

— Купер? — в отчаянии воскликнул Эшер, прежде чем зем­ля вновь, еще более неистово, содрогнулась под его ногами.

Улица хлестнула, словно встряхиваемая простыня, сбивая его с ног. Потрясение погасило гнев, когда серый человек уви­дел, как здание банка, возведенное сотни, а может быть, и тыся­чи лет назад, рассыпается в пыль прямо у него на глазах. Сейчас, посреди ночи, строение пустовало, но в домах по обе стороны обсаженного кипарисами бульвара Хагия Хана Рюспеля было полно людей — Эшер слышал крики выброшенных из кроватей проснувшихся детей и их родителей. Вся улица ходила ходуном оттого, что под землей пробудилось нечто огромное.

«Под землей. Колокола, звонящие по вздувшимся мертве­цам. Цепи».

Причастны ли к этому Развеянные? Они были достойным народом, образованным лучшими душами, какие только могли предложить миры, — ну, или чистейшими, если между этими понятиями есть какая-то разница, — и посвятили себя сохра­нению погребенной под землей истории Неоглашенграда. Кро­ме того, Развеянные были друзьями всякого, кто действовал во имя интересов города и населяющих его людей, и ни за что бы не позволили каменщикам даже взглянуть на механизмы в цен­тре паутины, а уж о доступе к управлению допотопным устрой­ством и вовсе речи идти не могло.

Эшер вышел из переулка и обратил свой взор к северо-за­паду, к ближайшему выходу на поверхность цепи, притянутой лебедкой к колокольной башне, — расположенные на поверх­ности «якоря» были возведены очень давно, когда далекие предки нынешних каменщиков зафиксировали цепи, обмотав вокруг подземных бобин и закрепив звенья на мощных башнях наверху. Они спрятали подлинное назначение цепей в лабирин­те под городом, обратив поднявшийся уровень улиц себе на пользу, схоронив истину на такой глубине, где появлялись одни только Развеянные. Он полагал, что тем можно доверять. Не­ужели ошибался?

Как и следовало ожидать, якорная башня разрушалась, а цепь — шириной не меньше кареты — резала поверхность улицы так, как проволока режет сыр, и возвращалась в свое исходное положение; камни мостовой откатывались прочь с ее пути или же срывались вниз. Линия разрушений протянулась вдоль бульвара, перча фасады домов шрапнелью грязи и бу­лыжников. Три сотни шагов Хагия Хана Рюспеля были стерты с лица земли, прежде чем цепь нырнула под землю, но затем еще пятьдесят шагов дороги обрушились вниз — древний ме­талл продолжал свое движение, уничтожая подземную инфра­структуру.

И даже когда зримые, незамедлительные разрушения пре­кратились, Эшер ощущал тревожное подрагивание земли под ногами — цепь продолжала натягиваться. Хотя он не мог этого видеть, но та же сцена наверняка повторялась сейчас по всему городу, в местах, где цепи выходили на поверхность. Паутина разрушений, с Куполом в самом центре, протянувшаяся через площади, пьяцца и дворы, обрушившиеся звонницы... Колоко­ла, эти башни были просто повсюду! Он давно в этом убедился, еще тогда, когда верил, что сумеет все исправить.

Развернувшись на пятках, Эшер бросился в другом направ­лении, стремясь как можно скорее добраться до конического вулкана дверей и храмовых портиков, вдруг заполнившего со­бой все его мысли, — Апостабища.

Глава тринадцатая

Не думаю, что тогда я понимала, что возвожу фундамент нового мира. Но осмелюсь сказать, единственное, что я бы по­меняла, вернись в те времена, так это свои замаранные штаны.

Разумеется, вы не обязаны мне верить. Столько жизней минуло, а я все еще веду себя как девчонка, ну не потеха ли? Должно быть, я это заслужила. Но перед смертью я хотела бы рассказать вам правду: я бы так или иначе нашла способ раз­делить миры. Молот, юноша, песня — для меня все это тогда было едино.

Приписывается леди-сенатору Эмерит Пурити Роза-Клу

Пурити сложила руки на коленях, стараясь снизить до ми­нимума неудобства, доставляемые наручниками. Формаль­но она была взята под арест гвардией Лейбовичей, а не пре­торианцами. Слуги леди Мальвы бросили ее в просторную кладовую, которую девушка теперь делила с перепуганной до смерти горничной. С какой стати им пришло в голову оставить ее закованной в кандалы, она не очень-то понимала. Да, она Убила благородную персону и уничтожила самые ценные экс­понаты во всей известной истории Неоглашенграда, но какую угрозу она могла нести теперь? Ее пленили не преторианцы, а прислуга, что однозначно указывало на отсутствие согласия между членами Круга, — гвардейцы слабо походили на безу­пречных воинов, служащих трону.

Преторианцы не стали вмешиваться. Кстати, они бы не за­перли ее в кладовой, как эти безмозглые приспешники Лейбо­вичей. Преторианская стража следовала бы протоколу и бро­сила бы ее в яму, в зловонную тьму похожей формой на слезу узкой камеры. Год или около того назад она как-то раз наведы­валась в подземную тюрьму, когда они с подругами (одна