— Я его не оставлял в канаве!
Желание буянить оставило Эшера. Он помнил, что как-то, когда Сесстри очередной раз взбесила человеческая глупость, она выследила всех до последнего наемных убийц семейки Теренс-де’Гис и пинком под зад отправила их к новым жизням.
— Мы вернулись туда, откуда начали, только теперь все еще хуже, — кипела она. — Потому что один молодой не тупица вздумал попутешествовать по Неоглашенграду в сопровождении Мертвого Парня. Я об этом уже упоминала? Купер напился и гулял под ручку с прислужником вот этих. — Она махнула рукой в сторону окон, за которыми виднелись пылающие башни, освещавшие своим огнем ночное небо.
— Твою ж мать! — с отчаянием пробормотал Эшер, и тут раздался настойчивый стук в дверь.
— Дружок, ты уверен, что это нужное место? — услышал Эшер с улицы детский голос.
— Это единственное известное мне место, — ответил ему другой, и от этого звука на лице серого человека возникла счастливая улыбка.
Он вскочил, торопливо распахнул дверь и сгреб Купера в медвежьи объятия.
— Прости меня, прости, прости! — кричал Эшер, кружа Купера по комнате, — ну, или, во всяком случае, пытаясь. — Никогда больше тебя не брошу, мой маленький невероятный друг.
— Иди к черту!
Купер отпихнул Эшера, хотя почему-то и не испытывал злости, которую, как ему казалось, должен был питать к этому человеку. Отчасти причина крылась в том, что Никсон пытался тем временем стянуть с Купера футболку, отвлекая его внимание от огромной серой обезьяны, бросившей американца на произвол судьбы посреди этого кошмарного города.
Никсон задрал его футболку к шее, хотя едва доставал Куперу до пояса, — для своего возраста не вышел ростом.
— Ну же, приятель, отдавай мою футболку, — потребовал Никсон, ткнув Купера в бок. — Кстати, а что на ней написано? Что такое «Данциг»?[10]
Спустя мгновение немальчик добавил:
— Вот дерьмо! Парень, да у тебя же пупок. Откуда? — Никсон смерил свою находку полным подозрительности взглядом, и Купер оттолкнул его.
— Что такого-то? — Американец смотрел удивленно. — Конечно же, у меня есть пупок. Он вообще-то у всех есть.
Никсон указал пальцем на собственный гладкий живот.
— Боже Иисусе, да ни у кого здесь его нет, болван.
Теперь глаза на пухлом лице Купера и вовсе походили на две тарелки.
— Прошу прощения? Чего ни у кого, мать его, нет?
— Тише, тише, — поднял руки в успокаивающем жесте Эшер. — Слушай, Купер, так уж выходит, что ты на самом деле не совсем-то и умер.
Прежде чем американец успел что-либо сказать, в разговор встряла Сесстри:
— Это все моя вина. Я обратила на него внимание, еще когда осматривала. Я просто не... — Она помедлила.
Купер отчаянно заморгал.
— Постой, на что именно ты обратила внимание?
— Твой пупок. Пойми, Купер, это ведь просто шрам, не более. А все шрамы пропадают, когда умираешь.
— Ничего не понимаю. — Он говорил чистую правду. — И почему ты говоришь мне об этом только теперь?
— Когда твое тело приходит в негодность, — Сесстри пропустила последний вопрос мимо ушей, — твоя душа обретает новую, отражающую ее суть плоть, вытягивая материю из эфира. Ты просыпаешься в теле, которое выглядит в точности как и прежнее, но с иголочки. Есть только одно настоящее отличие, — она коснулась его живота и наигранно вздрогнула, — пупочек тебе дают лишь в первый раз. А это значит, что ты не умирал. Ты все еще продолжаешь свою первую жизнь. И, честно сказать, ты слишком молод, чтобы быть тем, кем, судя по всему, являешься.
— Я все еще ничего не понял.
— У многих людей есть пупки, — пришел черед Эшера. — У любого, кто родился здесь, в этом городе, и проживает свое первое воплощение в своем первом теле. Потому как ты всегда получаешь пупок при рождении — во всех остальных случаях ты не рождаешься, а только инкарнируешь. Никакой плаценты, никаких питавших твой эмбрион сосудов. Ты просто просыпаешься, целехонький и обновленный. — Серый человек указал на Никсона. — У этого мальчугана нет пупка, потому что он умер уже хотя бы один раз. Так он сюда и попал. Нет такой отметины и у Сесстри, и я полагал, что нет ее и у тебя.
— Значит... значит... Я не мертвец? Я не умер! — Ликование Купера длилось ровно до осознания того, что данный факт практически никак не влияет на положение, в котором он оказался. — Но почему тогда я здесь? Как я сюда попал?
— Хотела бы я знать. — Сесстри посмотрела на Купера так, словно надеялась, будто бы он знает ответ, да только не хочет признаться.
Он, в свою очередь, посмотрел на нее, пользуясь возможностью разглядеть ее более внимательно: рослая, худощавая, обладающая холодной красотой, со светло-карими глазами, взиравшими на мир с интересом хирурга. Сесстри была одета в желтое шелковое сари с пришитым к нему высоким жестким воротником, подчеркивавшим длину ее загорелой шеи. Она одновременно очаровывала и пугала, как и многие из местных обитателей.
Заметив оценивающий взгляд Купера, Эшер не смог удержаться, чтобы ввернуть шпильку в адрес разгневанной женщины:
— Смотри внимательно, Купер, сие сиятельное создание, извергающее на нас свою ярость, не кто иная, как Сесстри Манфрикс — ученый, тиран и королева красоты. — Одним глотком он прикончил остатки выпивки.
— Очень рад знакомству, — равнодушно произнес Купер; он не испытывал особой симпатии ни к одному из них.
— Купер, — протянула Сесстри с несколько обвиняющими интонациями. Затем она снова потыкала в него пальцем. — Скажи мне, Купер, что ты такое? И почему ты здесь?
Он только пожал плечами.
— Скажи! — потребовала она, и в голос ее вплелась тонкая красная нить паники.
— ЧтоПривелоТебяСюда? — выстукивали ритм в его голове ее мысли. — ЧтоЖдетНас?
— Не
