Машина пробуждения

атласный платочек и принялась разглядывать миниатюрные рисунки, украшавшие стены ее любимой гостиной. Изображения располагались не­большими скоплениями — группки дам в длинных перчатках, бегонии и раскормленные муфточные собачки, сверлившие взглядами изогнутый прозрачный барьер, ставший тюрьмой для их хозяек. Каждый из благородных родов создал собствен­ную резиденцию внутри гигантского дворцового комплекса — город внутри города, — но до тех пор, как князь Ффлэн под­писал Указ об обществе, мало кто пользовался этими апарта­ментами.

Теперь же залы Купола стали аристократам и загородным домиком, и основным жильем, и pied-à-terre[11], а такая скучен­ность высокородных семейств значительно усилила существо­вавшую между ними напряженность, на которую в былые дни можно было либо не обращать внимания, либо позволить от­прыскам младших линий биться на глупых дуэлях по берегам каналов. Дуэли эти к тому же были совершенно бессмысленны по причине нательных привязывающих печатей, наносивших­ся каждому аристократу при рождении или же получении ти­тула. Ноно как-то раз сказала Лизхен, что, когда Указ только огласили, Пурити Клу пыталась сбежать, ежечасно совершая самоубийство на протяжении целой недели в тщетной надежде ослабить заклятие, привязавшее душу к ее телу. Единственное, чего она в итоге добилась, так это покалечила свою служанку и испытывала теперь серьезную нехватку чистых ночных со­рочек.

Если бы увлеченность Пурити самоубийствами была един­ственным тревожным звоночком, раздавшимся с того момента, как был оглашен Указ, приведший к заточению знати, если бы их матери и отцы, заседавшие в Круге Невоспетых, не обнару­жили Оружия... Считалось непреложным фактом, что Смерть приходит лишь к Умирающим — очень старым или слишком изможденным, чьи души соответствуют критериям какого-то космического уравнения. Это и в самом деле было так, пока Круг не обзавелся Оружием — каким-то инструментом или же тайным знанием, позволявшим Истинную Смерть кому угодно. И они не преминули пустить его в ход. Уже дважды в Круге вспыхивали войны, и дважды же его ряды редели. Где бы ни прятался сейчас Ффлэн, князь наверняка придет в бешенство, если узнает, что те самые аристократы, которых он пытался защитить, осквернили священный догмат, что он был обязан оберегать. Ириит. Кто мог представить, что Истинная Смерть однажды превратится в инструмент в руках Невоспетых вла­дык и владычиц? Всему причиной было их отчаяние от того, что они стали теперь просто туристической достопримеча­тельностью. Для знати Неоглашенград был не более чем игро­вой площадкой, а вовсе не смыслом жизни.

Лизхен снова откашлялась, пытаясь усмирить свои мысли и переключить их со столь скорбной темы — к примеру, хоть на теплый свет, исходящий от с умом расставленных ламп.

— Ой, я такую сцену сегодня видела, — забросила она на­живку. Три ее спутницы посмотрели на нее с неподдельным интересом, и Лизхен продолжила: — Этим утром мы пировали с герцогом Эйтцгардом и его семьей — для нас стало традици­ей собираться раз в две недели, хотя папеньке и приходится потом в два раза дольше добираться до своего офиса в Пти-Малайзон. — Лизхен помедлила, красуясь; она никогда не упускала случая напомнить, что ее отец был лордом-сенато­ром. Рассказчица улыбнулась, демонстрируя идеально белые зубы. — Так вот, Рауэлла Эйтцгард надела к столу коротенькое сиреневое платьице.

— Сиреневое, говоришь? — Нини взяла кусочек розового сахара и совершенно по-кошачьи лизнула его.

— Именно. С очаровательными застежками из красно-ко­ричневых костей. Полагаю, вам оно знакомо.

— Неужели оно? — Ноно напустила на себя скучающий вид.

— Ага, — кивнула Лизхен. — То самое, что она надевала во время бранча[12] в канун Княжьего Дня, а ведь это было всего лишь четыре дня назад.

Пурити Клу приподняла бровь, услышав, на чем именно в своем рассказе сделала ударение Лизхен.

— Не может быть... с бранча в канун Княжьего Дня, уверена?

Пурити нервозно хихикнула, но смех не мог разогнать ее тревогу. Нини и Ноно подались вперед, и их одинаковые носи­ки расширили ноздри в предвкушении скандала. Лица Нини коснулась едва заметная улыбка.

— Говорю же: то самое. — Лизхен прикусила губку в на­игранном сочувствии.

— Ну и ну! — вздохнула Нини, но в голосе ее не было ни намека на удивление.

— Какая жалость! — Ноно была столь же неискренна, как и ее сестра.

— Лизхен, а ты точно уверена? — усомнилась Пурити. — Быть может, ты видела на ней это сиреневое платье три недели назад, во время чаепития после званого ужина в День Круга Невоспетых? — Она помолчала. — Не хотелось бы делать по­спешных выводов, особенно после той неразберихи с бедняж­кой Линди Бокс.

Лизхен фыркнула:

— Та ошибка, Пурити, была совершенно понятной, и ты зна­ешь это не хуже, чем я. Подумаешь, поспешили в отправлении своего правосудия на недельку или чуть больше, так какая разница? Боксы всегда славились вопиющим неприятием су­ществующих норм, и Линди все равно рано или поздно ждала бы такая судьба.

— Да, Лизхен, думаю, так бы оно и было.

— Рауэлла Эйтцгард! — воскликнула Нини Лейбович, при­дав голосу едва ли половинную ноту подлинного сочувствия; ее инструмент, позволявший разыгрывать ложное беспокой­ство, не могла не заметить Пурити, совсем расстроился, впро­чем, Клу списала это на долгое отсутствие практики.

— Боюсь, что так. Но все же: Пурити, ты самая умная из нас четверых, ты-то должна понимать ценность приличий и необ­ходимость их придерживаться. Ох, я знаю, ты ведь всегда была так близка с бедняжкой Рау и ее сестрой, но, осмелюсь сказать, тебе придется в ближайшие пару дней окружить заботой Бриндл Эйтцгард.

Пурити Клу кивнула, не подавая виду, что не имеет и ма­лейшего понятия, о ком говорят Лизхен и близнецы. Рау? Бриндл? Единственным, кого Пурити помнила из Эйтцгардов, была старая кошелка Дрюэсса, Убитая еще в первую волну, вскоре после оглашения Указа об обществе. Просить объясне­ний было рискованно — с тем же успехом она могла бы за­явиться на встречу в кринолиновой юбке с меховой накидкой из шкуры своего мастифа — ее подруги ни при каких условиях не допустят наличия даже намека на слабость в их коллектив­ной броне. Способность признать собственные недостатки оказалась самым скверным товаром в последнее время, что было не очень-то на руку Пурити, но она не дожила бы до зре­лых лет в окружении Последнего Двора, если бы не научилась