Машина пробуждения

дабы присоеди­ниться к Развеянным, обитавшим в пещерах, скрытых под улицами. Ля Джокондетт не забывал напоминать мирам о сво­ем прошлом — все поверхности ежедневно натирались до блеска и украшались цветами, в узких оконцах всегда горели свечи. Ля Джокондетт возвышался на задворках Покабогата. Вся округа страдала от давнего отсутствия ремонта, самозахвата земель и заводского чада, но белокаменная крепость по-прежнему могла похвастаться ухоженными лужайками — как под защитой кованых железных ворот, так и охватывающими, будто бы в поцелуе, берег канала.

Как и двуликое божество порталов, чья статуя поддержива­ла один из самых больших мостов, перекинутых через водные пути, Ля Джокондетт смотрел сразу в две стороны — одним входом он был повернут к лежащему в руинах кварталу, а дру­гим — к каналу. Когда-то заведение принимало посетителей с обеих сторон; теперь же гости если и прибывали, то только по воде, ведь прилегающие к крепости улицы более не были безопасны для сократившегося потока клиентов.

И все же бордель продолжал поддерживать атмосферу утонченности, какие бы унижения ни обрушивались на него за последние годы. Ля Джокондетт ни за что бы не позволил осквернить свои подсвеченные фонарями стены — замок встре­чал все невзгоды с гордостью приговоренной к казни королевы, отказывающейся склонить голову до тех пор, пока палач сам не прижмет ее к плахе.

У конца причала, стоя на фоне сверкающего Ля Джокондетт, дожидалась Леди, облаченная в одеяния из белой кисеи. Они были так похожи — и здание, и женщина казались лучом света посреди окружавшей их грязи, храня царственное вели­чие при любых обстоятельствах. Леди встала так, чтобы ее силуэт выгодно обрисовывался светом фонарей и факелов, придававших особый шарм стенам борделя и изгонявших тьму, поглощавшую остальные здания. Фруктовые деревья обрамля­ли дорожку, ведущую от замка к пристани, и меж их ветвей витали подобные ленивым светлячкам мерцающие огоньки заклинаний.

От этого зрелища капитан Боул едва не разинула рот.

— С возвращением, друг, — окликнула женщина Тэма, и он поспешил нацепить на лицо победоносную улыбку.

— Как и всегда, Леди, я чувствую себя так, словно бы ни­когда и не покидал вашего гостеприимного дома. Если мужчи­на хоть раз побывал в чертогах Ля Джокондетт, то в сердце своем он их никогда уже не оставит. — Тэм согнулся в столь глубоком поклоне, что волосы его коснулись деревянного па­лубного настила, и Боул, пожалуй, даже рассмеялась бы, если бы только не мечтала как можно скорее сойти на сушу с пол­ным карманом монет и забыть навсегда об этом похищении.

Женщина в белом кивнула и одобрительно улыбнулась лакею, но не сделала и шагу навстречу, когда тот ступил на причал. Она сохраняла все ту же идеально грациозную позу, оставаясь царственной во всем, пока Тэм следил, как экипаж Боул торопливо спускает их груз.

— Ну вот и все, — прошептала капитан, когда два ее матро­са уложили закутанное в брезент тело на мрамор. Хозяйка Ля Джокондетт словно бы и не замечала ничего — ни привезенно­го ей человека, ни баржу, ни даже матросню, успевшую насле­дить канальной грязью на ее ухоженном причале.

Боул дернулась, когда Уолтер вдруг подошел к борту судна и поставил одну ногу на швартовную тумбу, прижимая шляпу к груди, точно томимый любовью воздыхатель.

— Всякий миг света иль тьмы есть чудо, — почтительно об­ратился он к Леди.

К изумлению капитана Боул, та грациозно поклонилась престарелому впередсмотрящему и ответила ему в том же духе:

— Рыбы, камни, волны, корабли с людьми на них. Какие чудеса могут быть удивительнее?

Показалось или Уолтер и в самом деле горделиво надул щеки? Он кивнул — вначале Леди, затем словно самому себе — и ретировался. Боул доводилось слышать и более странные беседы за то время, что она ходила под парусом по водам Неоглашенграда, и капитан нисколько не сомневалась в способ­ностях этих мест преподносить сюрпризы. Тэм же демонстра­тивно закатил глаза.

— Иди, юный Тэм Лин, насладись нашим гостеприим­ством, — произнесла Леди, и его раздражение вдруг как рукой сняло.

Он удивленно моргнул.

— Благодарю, великая Леди. Ваши достоинства не знают числа, как и удовольствия, что дарит Ля Джокондетт, в какой бы час и при каких бы обстоятельствах я ни заглянул к вам. — Не сводя глаз с женщины, Тэм указал на широкую полосу ухоженного газона позади нее. — Но я вынужден как можно скорее возвратиться к своей госпоже.

Леди одарила его загадочной улыбкой — словно бриллиант сверкнул на потаенной грани. У Боул сложилось впечатление, что у хозяйки борделя столько же улыбок, сколько и клиентов, а то и поболее.

— Мы занесем гостя маркизы к себе и окружим его забо­той, — заверила Леди, беря Тэма за руку и ведя его по направ­лению к безупречно чистому зданию. — Что же до тебя, то мы снарядим самый быстрый экипаж.

Под их ногами ломались хрупкие стебли травы, пробившей­ся между плитами дорожки. Леди, так ни разу и не посмотрев на тело Купера, ушла вместе с Тэмом в сад и скрылась за фрук­товыми деревьями и розовыми и голубыми пушистыми шара­ми гортензий. На Боул, ее судно и невменяемый экипаж никто не обращал внимания.

Капитан уже собиралась окликнуть Тэма, когда увидела полный монет кошелек, брошенный им возле головы Купера. Одним движением мясистой ручищи Боул сгребла свою на­граду и взбежала на борт, приказывая экипажу отдать швар­товы.

— Отчаливаем. — Добавлять это было совсем не обязатель­но, но девушка-матрос, отвязывавшая канат от кнехта, едва заметно кивнула.

Они понимали друг друга, капитан и ее экипаж. Понимали, что провернутое ими дельце было хоть и отвратительным, зато прибыльным. Сегодня они лягут спать с набитыми животами, безмятежно покачиваясь в своих гамаках. А Смерть и психиче­ское здоровье могут идти к черту.

Когда баржа скользнула в ночь, Уолтер вновь занял пози­цию на носу и, как всегда, завел свои безумные песни.

— Твоя плоть, — прокаркал он, глядя на блистающий вели­колепием Ля Джокондетт, — сама твоя плоть достойна великой поэмы!

Никсон пискнул, угодив в тиски рук Эшера, сдавивших грудную клетку неребенка с такой силой, что тот не мог дышать, не говоря уже о том, чтобы отвечать на вопросы,