Машина пробуждения

задан­ные серым человеком. К тому же Никсон и не знал ответов — он вовсе не шпионил в пользу нападавших, а если бы был их информатором, то и сбежал бы вместе со всеми. Вместо этого, он, оглушенный, валялся у дверей, пытаясь избавиться от гула в ушах и прижимая руки к отбитым ребрам, — бандиты избили его, застав врасплох. Он попытался бы донести все это до Эше­ра, но серый болван никак не прекращал его трясти, не давая предъявить доказательства невиновности.

— Ах, да, да! — осклабился великан, разражаясь язвитель­ной пародией на те объяснения, к которым собирался прибег­нуть Никсон. — Ты просто гулял тут неподалеку? И это не ты привел к нам целую банду вооруженных людей? «Конечно же нет, сэр!» — Тут Эшер издал тонкий писк, подражая подлому хихиканью нахального мальчишки. — «Нет, сэр, разве я бы осмелился причинить вред столь благородному господину, как вы, сэр?» Это ты собирался сказать? Думаешь, я такой же зе­леный юнец, как тот парень, которого твои приятели умыкнули через окно? За дураков нас держишь, да?

Никсон протестующе захрипел, но если Эшер и заметил это, то виду не подал.

— Мертвые боги, утонувшие и сгоревшие! Вначале тебе за­платили за слежку, а теперь ты привел их прямо к моему по­рогу? Ты глуп, немальчик, и если я ошибался насчет Купера... если мы с Сесстри ошибались и ответ действительно заключен в нем, а ты украл его у меня, тогда я вырежу у тебя все кости одну за другой и разгрызу их.

Сесстри коснулась пальцем бедра Эшера. Его глаза тут же устремились к ее лицу, такому милому, даже несмотря на брыз­ги крови на припорошенной веснушками щеке.

— Пожалуй, если в тебе есть хоть крупица милосердия, я хотела бы услышать, что он скажет, прежде чем ты вырвешь ему руки и подашь их нам на обед.

Эшеру хватило здравомыслия сконфузиться и потрясти головой, сбрасывая с себя наваждение. Он опустил неребенка на пол, хотя и продолжал удерживать одной рукой зажатым в углу между дверью и гардеробом.

Никсон закашлялся и принялся отплевываться — весь его мир сократился до крошечного сгустка боли там, где полага­лось находиться легким. Вдох. Выдох. Вот зачем его постоянно так сильно душат?

— Полагаю, ты понимаешь причину нашей озабоченности.

Сесстри стояла плечом к плечу с Эшером, глядя на маль­чишку сверху вниз. Она предотвратила его случайную гибель от недостатка кислорода, но Никсон был не настолько глуп, чтобы ожидать от нее хоть какого-то сочувствия. Боже Иисусе, пусть эта пташка и хороша собой, но сердце у нее холоднее, чем сиськи у Киссинджера[14].

— Говорю вам, придурки, я тут ни при чем. Какого хрена я, уже получив побои от них, должен терпеть их теперь еще и от вас? — Он сверлил серого человека полным ярости взглядом. — Я всего-то и хотел что новую футболку.

— Не думаю, что он к этому причастен, хотя вовсе не из-за его внутреннего благородства. — Сесстри отошла к подоконни­ку, все еще заляпанному кровью Купера, подняла руки и сце­пила пальцы на затылке в замок. — Лица их разглядел? — по­интересовалась она у выбитого окна.

— Да.

Эшер не мог не заметить в глазах нападавших безумие, про­ступавшее сквозь жажду крови. Он чаще и чаще сталкивался с этой формой сумасшествия на улицах Неоглашенграда.

— Зачем нападать именно здесь? Почему им было не по­хитить Купера, пока он плутал по городу целый день в одиночестве? — Сесстри бросила на Эшера обвиняющий взгляд.

— Без понятия.

Собеседники, словно падальщики на труп, набросились на вставшие перед ними загадки.

— И кто стоит за всем этим? — Эшер обвел взглядом окна, выбитые людьми, врывавшимися в дом. Украшенные каллигра­фическими письменами обои были изодраны и забрызганы кровью. Вот вам и сила колдовских печатей. — Кто бы ни сде­лал это, он знал, когда и где нанести удар, что серьезно сокра­щает список ублюдков.

— Должно быть, они просто не ожидали, что Купера отведут в Неподобие и там бросят. — Еще один взгляд.

— Я выслежу их и вырву у них сердца! — Эшер вышвырнул в окно осколок стекла, и тот вонзился в клумбу.

— А тебе не приходит в голову мысль, что именно подобной реакции и ждут от тебя наши недруги? — Дикий пес распра­вится с добычей столь же быстро, как и обученная борзая, но охотнику ничего не оставит.

— Какая разница? Разве это повлияет на наши дальнейшие планы?

— Возможно, если ты собираешься устроить бездумную резню. Так что мы будем делать?

— Послушайте, — встрял Никсон. — Если скажете, в чем ваша проблема, то я знаю пару ребят...

— Определенно нет, — заставила его заткнуться ладонь Сесстри.

— Что произойдет, — спросил Эшер, — если я потерял нашу единственную путеводную нить? Что если мы проиграем, Сес­стри? Ты хоть знаешь? Я — нет.

— Приближается сварнинг, — произнесла Сесстри, и на лице ее вдруг возникла печать понимания. — Мы все утонем.

Секунда молчания. Затем другая. Сесстри сидела абсолют­но неподвижно, парализованная страхом.

Эшер медлил, не зная, как ему поступить. Спросить, все ли с ней в порядке? Попытается ли она его пырнуть, если дотро­нуться до ее плеча? Не будет ли для него эта цена даже слиш­ком низкой? Эта женщина... Скоро их ждала участь в прямом смысле худшая, нежели просто небытие, и одного только фак­та присутствия Сесстри рядом хватало, чтобы наполнить мыс­ли серого великана образами цветов и рассыпавшихся по по­душкам розовых волос.

Умирающие более не могли Умереть, а Эшер зациклился на предмете своих вожделений. Он был уже слишком стар — чис­ло прожитых им лет, пожалуй, уже перевалило за миллиард — и все же не чувствовал в том своей вины. «Что привлечет ее внимание? Могу ли это быть я?»

Из погруженности в собственные мысли их вырвало смач­ное ругательство Никсона:

— Простите мой трахнутый в зад французский, но Малень­кий Токио, мать его, горит.

Сесстри бросилась к окну. Красно-дымное зарево поднима­лось из-за желтых холмов. Впрочем,