Машина пробуждения

когда они разделывали девчонку Эйтцгардов. Лизхен никак не могла вы­бросить его из головы. Оно не имело ничего общего ни с лени­вым любопытством близняшек, ни с тем жарким трепетом, что возникал между ног самой Лизхен, когда она устанавливала порядок, ни даже с такой безвкусицей, как маниакальная улыб­ка, которая хотя бы была простительна, учитывая обстоятель­ства. Нет, в глазах Пурити Лизхен на долю секунды увидела кое-что, что ей совсем-совсем не понравилось.

Отвращение.

Лизхен заставила себя подавить обиду. У Пурити было пол­ное право не испытывать радости при виде того, как вершится правосудие, — и отвращение ее можно было простить и даже, наверное, как-то понять, если принять во внимание безнадежно устаревшие взгляды, которые, как боялась Лизхен, были при­сущи Пурити. И все же то ускользающее выражение неприятия сильно тревожило Братиславу. Казалось, в глазах Пурити чита­лась убежденность — смехотворно! — что Лизхен вовлекла де­вушек в деятельность, ничего общего не имеющую с высокой модой. Что она ошибается, когда рассуждает о вкусах.

Сама мысль об этом казалась абсурдной. Стиль был для Лизхен превыше всего, и она считала себя его пророком. Это был неоспоримый факт. Кто еще сумел бы сделать популярным ношение кюлотов под короткими юбками или шапочек, окра­шенных в цвета камней, соответствующих дням рождения об­ладательниц? Никто. Кровавая расправа неотвратимо ожидала всякого, кто осмелился бы заявить — или хотя бы предполо­жить — обратное. Лизхен Братислава была первопроходцем, спасителем своего народа в эти темные времена ограниченных удовольствий.

Возможно, Пурити беспокоилась о собственных слугах и о том, как трудно им будет отстирать кровь с ее наряда. Это ведь так похоже на нее — забивать голову проблемами тех людей, ко­торые, вообще-то, предпочли бы вовсе не попадаться ей на глаза. Да, Лизхен была уверена, что в этом все и дело. Почти уверена.

— А что ты думаешь о загадочном Убийце? — спросила Ноно в пространство.

— О ком? — вздрогнула Лизхен. Убийца? Она ничего не слышала о чем-либо загадочном. — Ты это о нас?

— Нет-нет, — сказала Ноно, — загадочный Убийца. Я слы­шала, как мама говорила о нем с лордом Мотвудом. Кто-то Убивает людей. Вот только недавно были Убиты двое младших Цзэнов и достаточно много конюших, чтобы это не получилось так просто замять.

— Ой, да ладно! — отмахнулась Лизхен. — Никто больше не совершает настоящих Убийств. «Загадочный Убийца»? Только послушайте себя. Говорите как идиотки.

Пожала плечами Ноно. Пожала плечами Нини. Они смот­рели на противоположные стены комнаты.

Лизхен потерла глаза.

— Надеюсь, лорды круга не принялись вновь Убивать друг дружку? — Она бы знала, если бы такое случилось. Во всяком случае, очень на это надеялась. — Не думаю. Чушь какая-то.

Нини покачала головой:

— В этот раз все иначе. Это всего один человек, который ходит и Убивает людей. Разве не ужасно? Мне это так нравится.

Можно было бы сказать, что Нини в полном восторге, не будь она такой сонной.

— Да как, во имя миров, это вообще возможно? — спросила Лизхен. Новость о том, что Круг Невоспетых открыл способ Уби­вать, давно не отличалась свежестью. Но они всегда делали это в группе; в чем бы ни заключалась их тайна, никто не осмеливал­ся присвоить себе Оружие и стать единственным олицетворением страха перед расправой. Во всяком случае, так было до сих пор. — Круг ни за что бы этого не допустил, девочки. Наши отцы...

— Наша мать, — поправила Ноно, и едва заметная складоч­ка, возникшая над ее переносицей, позволила угадать, что близняшка хмурится, — и твой отец... Полагаю, они знают что-то, чего не знаем мы.

— Но... но... — пробормотала Лизхен, — лорд ни за что бы не опустился до Убийства какого-то там конюшего. Не говоря уже о целой уйме конюших. — Она задумалась. — Впрочем, зачем нам здесь вообще столько конюших?

Единственный глаз Нини, который было видно под шляпой, закатился.

— Поэтому-то, Лизхен, его и называют «загадочным Убий­цей». Потому что он и в самом деле загадочный.

Лизхен фыркнула, сама не зная, как относиться к этим из­вестиям. С одной стороны, они вызывали у нее восторг, а с другой — означали, что им может грозить неведомая Смерть. Но, конечно, сильнее всего в ее душе было чувство обиды, что обо всем этом она узнает только от близняшек.

— И давно вы об этом знаете? Почему мне никто ничего не говорил?

— Несколько дней? — повела рукой Ноно.

Нини поерзала на месте.

— Лизхен, а разве не ты рассказала нам про него? — Лизхен устремила на нее пронзительный взгляд. — Ноно, мне казалось, про Убийцу нам она рассказала?

— Папочка заверил меня, что Оружие остается собственно­стью исключительно Круга Невоспетых. — Лизхен старалась не смотреть на Нини. — И ни один из лордов к нему не при­коснется. Папочка говорит: противна сама мысль о том, чтобы им воспользоваться вновь. Как вам известно, первые две волны Смертей едва не уничтожили Круг, и папочка сказал, что сей­час лорды вернулись к «патовой ситуации», но больше он не хочет говорить на эту тему. Даже со мной.

Лизхен питала иллюзии, что однажды сама возглавит дом и станет членом Круга Невоспетых, но, похоже, совершенно забывала при этом о правилах наследования, к примеру о том, что у нее есть трое старших братьев. И самый взрослый из них, Бюрегрет, постигал необходимые наследнику знания с того дня, как ему исполнилось два года.

— Определенно, Круг смогли привести к порядку только те новые его члены, что заняли свои кресла после того, как их предшественники были Убиты, — тихо произнесла она.

Лизхен встречалась с Андербилли Блаватским-Дэй-Льюисом, пока его лорда-отца не Убили. С тех пор как Андербилли возвысился, они почти и не виделись.

— Это не особо важно. Они же умеют чувствовать Убийц. — Редкий случай, когда Нини говорила отчетливо.

— Пардон? — Лизхен потрясла головой, изгоняя из нее мысли о делах семейных.

— Ну, Круг, они же знают, когда кто-то использует их Ору­жие? — пояснила Нини. — Конечно, не остается