– Скажите им, чтобы не стреляли! Это тот, кого мы ищем!
– Вы же говорили, что он малыш! – проорал Мой мне в ответ, пробиваясь сквозь толпу к своим солдатам.
На другой стороне площади Джианни Патто перепрыгнул с крыши на балкон трактира. Стрелы отскакивали от его крепкой, как панцирь, кожи, а он ухмылялся, обнажая отвратительные гнилые зубы. В следующую секунду он спрыгнул в гущу толпы, и селяне разбежались прочь, словно круги на воде. Солдаты, которыми теперь командовал Мой, окружили дикаря и обнажили мечи. Джианни Патто не делал никаких резких движений; он сложил руки запястьями друг к другу, как будто прося, чтобы его связали. Именно так Мой и поступил, хотя на это ушло несколько попыток. Джианни не сопротивлялся.
Джианни Патто смотрел на меня с другой стороны площади, а я не сводила взгляда с него. Он выглядел не так, как в моих видениях. Точнее, его внешность была мне привычна, но в глазах великана светился ум и что-то, чему я не могла подобрать название, – какая-то кошачья хитрость.
Он прокричал что-то нечленораздельное. Потом повторил еще раз, теперь уже выговорив слово, от которого мои внутренности превратились в лед:
– Сера! Фииии-на!
«Откуда он знает мое имя?» – спросила я у Абдо, но он не ответил. Я испуганно обернулась: Нэн сидела в седле, держа поникшего мальчика перед собой.
Жоскан дернул меня за рукав. Оказывается, он что-то мне говорил.
– …Абдо в палашо, – повторил он, и его голос пролился бальзамом на мое лихорадочно бившееся сердце. – Баронет найдет лучшего врача. Нужно спешить.
Я оцепенело кивнула и забралась на лошадь. Один страж поскакал вперед. Двое солдат несли спеленатое тело монаха, остальные вели Джианни – двое тянули его за связанные запястья, а еще двое шли по сторонам с обнаженными мечами. Нэн везла Абдо, а мы с капитаном Моем замыкали процессию. Джианни Патто покорно шел вперед, скребя когтями по камням мостовой и не сводя с меня взгляда. Я отстала настолько, насколько могла себе позволить; он едва не свернул шею, но продолжал на меня глазеть.
– Жаль, что вы не сказали мне, что нам нужен Джианни Патто, – тяжело вздохнул капитан Мой. – Мы могли бы сделать все иначе.
– Я не знала, что он знаменит, – отозвалась я.
Мой подергал себя за бороду.
– Я сомневался, что он существует, но в этой местности им любят попугать людей. Моя мама говорила мне: «Веди себя хорошо, или мы привяжем тебя к дереву и оставим на съедение Джианни Патто». Будьте уверены: история о том, как он убил монаха, будет передаваться из поколения в поколение.
– Но монах ведь хотел убить Абдо! – воскликнула я, чувствуя, как в горле образуется ком.
Монах из Ордена святого Абастера. Неужели он следил за нами с тех пор, как мы побывали в монастыре? Неужели знал, кто мы на самом деле?
Дорога к палашо резко уходила в гору, петляя между камнями и чахлыми деревьями. Жоскан несся галопом впереди меня, отчаянно пришпоривая коня. К тому моменту, как мы добрались до ворот, он уже договорился, чтобы решетку подняли, и продолжал раздавать распоряжения. Два коренастых кузнеца присоединились к солдатам и повели Джианни к круглой башне, а слуги взяли тело монаха и направились к часовне. Нэн понесла Абдо в лазарет, находящийся в бараках. Конюхи забрали у нас лошадей.
Я смотрела в пустоту невидящим взглядом. Жоскан взял меня за руку и сказал:
– Я договорился, чтобы вы встретились с лордом Донкэсом наедине. Я понимаю, что сегодня вы вряд ли сможете… – Я подняла на него глаза, и он осекся. – Нет. Конечно, сначала Абдо. Нужно убедиться, что с ним все хорошо.
Мы торопливо пересекли двор и вошли в бараки. Нэн стояла у двери в лазарет, держа шлем под мышкой. Ее светлые пряди прилипли к вспотевшим щекам.
– Вам не нужно на это смодреть, – проговорила она.
– Серафина может сама решить, что ей делать, – сказал Жоскан. Он похлопал меня по плечу и тихонько сказал: – Когда освободитесь, найдите меня в цитадели. Я сам поговорю с лордом Донкэсом. Он, без сомнения, потребует, чтобы вашего дикаря судили за убийство. Вы по-прежнему хотите забрать это существо в Сегош?
– Да, – ответила я. – Этот монах вынашивал в голове план убийства. У него был второй нож. Свернув ему шею, Джианни Патто спас жизнь Абдо, а быть может, мне.
– Согласен. Я приведу этот аргумент. – Жоскан серьезно посмотрел на меня, поклонился и ушел.
Нэн отошла в сторону, чтобы я могла пройти. Абдо лежал на простом соломенном тюфяке, расстеленном на полу. Женщина средних лет, на голове которой был повязан платок, освободила его руку от одежды и обмывала ее над тазом. Вода успела приобрести розоватый оттенок.
– Насколько серьезна его рана, доктор? – спросила я по-гореддийски.
Женщина бросила на меня серьезный взгляд и сказала что-то по-нинийски. Нэн перевела.
– Она не врач. Солдаты из гарнизона оходятся на медведя. Доктор з ними. Она… эээ… – Нэн щелкнула пальцами, но вспомнить гореддийское слово не получалось.
– Повитуха, – прогремел голос за спиной Нэн, и мимо нее в дверь протиснулся капитан Мой.
Я встретилась взглядом с Абдо. Он потянулся ко мне своим сознанием, и я присела на пол рядом с ним. Повитуха взглянула на меня через плечо, но не прогнала. Она тщательно ощупала запястье Абдо. Он поморщился и заскрипел зубами. Я взяла его за здоровую руку, и он до боли ее сжал. Повитуха заговорила, и Нэн снова начала переводить:
– Пошевели пальцами, мой милый апельсинчик. По очереди, начиная с… – она подвигала большим пальцем.
Абдо согнул большой палец. Потом согнул его еще раз.
– Теперь озтальные, – сказала Нэн, но Абдо лишь расплакался. На глаза повитухи навернулись слезы сочувствия.
– Повреждены сухожилия. – На этот раз переводил Мой. – Она не может ничего с этим делать. Она зашьет рану и наложит компресс, чтобы предотвратить инфекцию.
Нэн что-то пробормотала недобрым голосом.
– Врач баронета тоже не смог бы помочь, – мрачно проговорил ее отец. – Возможно, у графа Пезавольта есть хирург, который умеет сшивать сухожилия, а возможно, и нет. Это тонкая работа.
– Ему нужна эда рука, – проревела Нэн.
Повитуха сделала настой, смешав вино с целительными травами. Я помогла Абдо его выпить. Когда он начал действовать, шок стал проходить, и мальчик заговорил со мной – слабо и сонно.
«Этот монах пытался меня убить. Мне повезло, что он промахнулся. Я жив благодаря воле случая».
Я
