– Значит… – Я вспомнила, как Эд наваливался на меня всем телом, жарко дышал в лицо, хватал, и передернулась. – Придется им пожертвовать. Пусть он будет главой этой, с позволения сказать, организации.
– А мотив? – сощурился Одо.
– Банальный: ревность. Когда-то давно, в детстве, он решил, что Эва непременно станет его женой, и не смог отказаться от этой мысли, даже став взрослым, забыл о том, что тогда она была младшей принцессой, а теперь…
– Да, годится, – перебил он. – Вдобавок его одолело умственное расстройство. Одержимость идеей или что-то вроде – Данкир и Боммард подскажут правильные термины.
Мы снова замолчали. Я отошла к окну. Старалась не думать о том, что Эда расстреляют… Я вовсе его не знала, а тот эпизод – ведь он был не в себе! Но что же, признать его душевнобольным, посадить в какую-нибудь крепость? Оттуда сбегают, бывали прецеденты.
«Зато это будет быстро», – сказала я себе, вспомнив мэтра Оллена. Совсем не то же самое, что гнить в каменном мешке годами…
– Все это не решает основной проблемы, – сказал Одо у меня за спиной.
– Которой именно? – Я обернулась и очутилась с ним лицом к лицу.
– Министры выражают недоверие главе страны. Не правительства – я это как-нибудь переживу, благо не впервой, – а именно страны. Вам.
– Почему вы говорите мне об этом только сейчас?
– Думал, удастся смирить их порыв. Но нет. То ли я старею, то ли они успели отрастить зубы, когда я ненадолго отвлекся…
– И… что мне делать?
Чтобы смотреть ему в глаза, мне приходилось сильно запрокидывать голову, и Одо отстранил меня на вытянутых руках.
– Я пока не представляю, что они предложат. Но догадываюсь. Это… конец всему. Не Дагнаре, нет: она будет жить, даже когда нас с вами не будет, – но нашему делу.
– Значит, скоро узнаем. – Я коснулась его руки.
Холодная. У него всегда холодеют руки, когда он волнуется всерьез. И пульс нехороший – слишком частый и неровный.
– Перестаньте подражать Боммарду. – Канцлер убрал мои пальцы со своего запястья. – Ну что вы в самом деле?.. Прекратите, прошу! Ах ты… Ладно…
«Данкир, если подслушиваешь, сама тебе голову оторву!» – мелькнуло в мыслях, когда я позорно расплакалась на груди Одо.
* * *Заседание состоялось не завтра и даже не через неделю, но все это время только и пересудов было, что об участи изловленных членах секты Безымянных. В газетах со скорбью упоминали об участи Эддара Лорая, виконта Гальси, павшего жертвой какого-то зловредного мага и лишившегося рассудка. Эда застрелили при попытке к бегству – я надеялась, что так и было. Пускай я не помнила его, но он был частью жизни Эвы, и взять и вот так уничтожить ее…
Остальные заговорщики отправились, куда было сказано – в Лугру, разгребать грязь и камни вручную. «И не блевать, если наткнетесь на труп! – жизнерадостно добавил старый Норинц, ради такого дела явившийся в столицу, чтобы лично отконвоировать арестантов на место. – Сначала попытайтесь разобрать, мужчина это, женщина, ребенок или вообще животное. А если не можете сдержаться, травите в сторонку, а потом зовите тех, у кого желудки покрепче!»
Они с Боммардом действительно нашли общий язык, а баронесса Эррен довольно улыбалась: двоюродный дедушка воспрянул к жизни! Вот уж, наверно, огорчились его прямые наследники: с этакими заботами генерал мог и внуков пережить… Или, того хуже, привлечь их к своей деятельности. Вроде бы самый младший изъявил желание помочь, за что был нещадно бит веером маменьки, газетой папеньки, после чего благословлен на труды тяжелой рукой дедушки и отправлен дрессировать собак вместе с тем мальчишкой, хозяином Дички. К стыду своему, я не могла запомнить его имя…
«Маменька, молю, пришлите хлеба, о мясе даже не прошу, – читали мы несколько недель спустя в одном из писем этих осужденных родным. – Не мне – я вовсе не голодаю, поскольку осужденным положен свой паек, а работа не более тяжела физически, чем верховая езда и фехтование. Но как я смею смотреть в глаза людям, потерявшим дом, которые весь день работают не чета нам, а получают не в пример меньше?»
– Если окажется, что люди Лугры голодают…
– Ни в коем случае, – перебил канцлер. – Им выдают привычный их рацион. Если спросите, скажут – слишком богато кормят, недолго и привыкнуть. Просто этот юноша до сих пор видел отнюдь не такие порции. Тюрьма – другое дело, там никто не ждет разносолов, а вот на условной свободе… Только не просите написать об этом в газетах, не поймут.
Я только кивнула. Хотела сказать: помню еще, как довольствоваться кусочком хлеба или жидкой кашей на завтрак, таким же жидким супом на обед, но не стала. Нас так кормили не от жадности госпожи Увве – на большее не хватало средств. Хотя я слыхала, даже в некоторых пансионах побогаче стол был куда хуже… Но этим занята графиня Ларан, с нее теперь и спрос. А вот о пайке рабочих нужно будет поговорить, непременно…
Но все эти разговоры были в будущем, пока же на меня обрушились министры с тем самым обвинением, о котором упоминал Одо.
– Как же мне доказать, что я настоящая? – спросила я, когда высказался самый громкоголосый, граф Гаддари. – Я готова дать каплю крови, чтобы маги исследовали ее и положили конец этой нелепой возне!
– Ваше величество, мы все понимаем: если вы все-таки не настоящая и зачарованы мэтром Олленом, то ни один маг, ни один, никогда не найдет свидетельства обмана.
– И что вы предлагаете, раз уж маги вас не устраивают?
– Королевскую лестницу, – сказал он, и зал притих.
Лицо Одо сделалось… не белым, но почти.
– Что же она даст? – Я помнила, что перед коронацией монарх должен подняться по этой самой лестнице, но не более. – Я ведь уже всходила по ней!
– Вдруг вы – не та, что это сделала? – негромко произнес старый герцог Урдаш. Он даже с виду был таким древним, что тронь – рассыплется. – А если та, то, конечно, бояться нечего.
Ну да… и возразить им тоже было нечего. Да и зачем возражать? Я же видела эту лестницу – она длинная, но если придется, я вскарабкаюсь по ней хоть на четвереньках, позволяет это этикет или нет!
– Пусть будет по-вашему, – сказала я. – Скоро осенний праздник, вот и повод.
– Ваше величество, нельзя подвергать сомнению ваше…
– Нет уж! – Я встала и выпрямилась. – Желаете представления? Будет вам представление! Одо! Пускай во всех газетах трубят – кабинет министров объявил вотум недоверия ее величеству и требует подтвердить, не фальшивка ли на ее месте… А ее величество в силу доброты сердечной не откажется взойти по Королевской лестнице еще раз, чтобы… чтобы ни одна собака не посмела гавкнуть в мою сторону! Хотя о
