Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был старше Готы. Дядюшка и сейчас ежеутренне вершил фехтовальный ритуал. По собственным наблюдениям я знал, что в бою с учебными мечами он способен победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы состязание происходило на боевых мечах.
У нас один лишь Тобо так же талантлив, как Дой. Но Тобо вообще умеет делать все – с неизменным изяществом и, как правило, с поразительной легкостью. Мы считаем, что заслужили такого сына Отряда.
Я усмехнулся.
– Что? – буркнул Одноглазый.
– Просто подумал о том, как мой малыш вырос.
– И это смешно?
– Как сломанное метловище, воткнутое в кучу дерьма.
– Когда же ты… научишься понимать… юмор… космических масштабов?
Если не научусь, космос это как-нибудь переживет.
Входную дверь распахнул кто-то менее церемонный, чем дядюшка Дой. Плетеный Лебедь ввалился без приглашения.
– Закрой, быстро! – рявкнул я. – Твоя лысина так сияет под луной – ослепнуть можно.
Не удержался от искушения. Ведь я помнил его еще молодым блондином с роскошными волосами, смазливой мордашкой и плохо скрываемым влечением к моей женщине.
– Меня прислала Дрема, – сообщил Лебедь. – Пошли слухи.
– Останься с Одноглазым. А новости я сообщу сам.
Лебедь наклонился к колдуну:
– Дышит?
С закрытыми глазами Одноглазый выглядел форменным покойником. А это означало, что он залег в засаду и надеется свалить кого-нибудь своей тростью. Он так и будет злобным мелким пакостником, пока не испустит дух.
– Он в порядке. Пока. Просто будь рядом. И свистни, если что-нибудь изменится.
Я сложил свое барахло в сумку. Когда выпрямлялся, колени скрипнули. Я даже не смог бы встать, если бы не оперся о кресло Одноглазого. Боги жестоки. Им следовало бы сделать так, чтобы плоть старилась с той же скоростью, что и дух. Конечно, кое-кто умер бы от дряхлости через неделю. Зато сильные духом коптили бы воздух вечно. И мне не досаждали бы хвори и боли. В любом случае.
Из дома Одноглазого я вышел прихрамывая – разболелись ноги.
Твари мелькали повсюду, кроме тех мест, куда я смотрел. И лунный свет мне ничуть не помогал.
4
Роща Предначертания. Песни в ночи
Барабаны заговорили на закате, негромким мрачным рокотом обещая приход ночи всех ночей. А теперь они гремели безбоязненно. Ночь уже настала – кромешная, даже без дольки луны. Мерцающий свет сотен костров заставлял тени танцевать. Казалось, что даже деревья выдрали корни из земли и пустились в пляс. Сотня возбужденных учеников Матери Тьмы подпрыгивала и извивалась вместе с Тенями, все пуще входя в раж.
Сотня связанных пленников дрожала, рыдала и гадила под себя. Страх лишил мужества даже тех, кто считал себя героем. На мольбы о пощаде никто не обращал внимания.
Из темноты показался огромный черный силуэт, влекомый пленниками, которые налегали на канаты в безумной надежде ублажить похитителей и получить шанс на спасение. Силуэт оказался двадцатифутовой статуей женщины, черной и блестящей, как полированная эбеновая древесина. У нее были четыре руки, рубиновые глаза и хрустальные клыки вместо зубов. С шеи свисали два ожерелья – из черепов и отрезанных пенисов. Каждая когтистая рука сжимала символ власти этой женщины над человечеством. Пленники видели только петлю.
Ритм барабанов участился. Нарастал их грохот. Дети Кины запели мрачный гимн. Верующие пленники стали молиться своим богам.
Тощий старик наблюдал за всем этим со ступеней храма в центре рощи Предначертания. Старик сидел. Он уже давно не вставал без крайней необходимости, потому что кость правой ноги срослась неправильно и ходить ему было тяжко. Даже стоя он мучился от боли.
За его спиной виднелись строительные леса – храм восстанавливали. В очередной раз.
Чуть выше его стояла, не в силах сохранять спокойствие, прекрасная юная женщина. Старика страшило ее возбуждение – чувственное, почти сексуальное. Такого быть не должно, ведь она Дщерь Ночи и не для того живет, чтобы угождать собственным влечениям.
– Я ощущаю, Нарайян! – воскликнула женщина. – Оно приближается. И соединит меня с моей матерью.
– Возможно. – Ее слова не убедили старика. С богиней уже четыре года не было связи, и это тревожило. Его вера подвергалась испытанию. Уже в который раз. А дитя Кины выросло слишком упрямым и своевольным. – Возможно также, что ничего такого не случится и лишь гнев Протектора обрушится на наши головы.
Старик решил не развивать тему. Они спорили об этом уже три года, с того момента, когда Дщерь Ночи воспользовалась своим неокрепшим, совершенно нетренированным магическим талантом, чтобы на несколько секунд очаровать тюремщиков и сбежать от Протектора.
Лицо девушки окаменело и на мгновение обрело жуткую непроницаемость, уподобившись лику идола.
И Дщерь Ночи произнесла то, что всегда говорила, когда речь заходила о Протекторе:
– Она еще пожалеет о том, что так обращалась с нами, Нарайян. О ее наказании будут помнить и через тысячу лет.
Нарайян успел состариться в бегах. Бродяжничество стало нормой его существования. Он всегда стремился к тому, чтобы культ пережил гнев его врагов. Дщерь Ночи была могущественной, но юной, а юности свойственны порывистость и неверие в собственную смертность. Ведь девчонка – дочь богини! И власти этой богини предстоит вскоре утвердиться в мире, все изменив. При новом порядке Дщерь Ночи сама станет богиней. Так чего же ей опасаться? Та безумица в Таглиосе – ничто!
От века неуязвимость и осторожность – непримиримые противники. И от века они неразделимы.
Дщерь Ночи искренне верила в то, что она – духовное дитя Кины. Не может им не быть. Но ведь она рождена мужчиной и женщиной. И крупица человечности осталась в ее сердце. А человеку нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
Ее движения стали более выраженными и чувственными, менее контролируемыми. Нарайян поморщился. Нельзя ей выковывать внутреннюю связь между удовольствием и смертью. Богиня в одном из своих воплощений – Разрушительница, ей приносят человеческие жертвы, но делается это не по пустяковой причине. Кина не допустит, чтобы ее Дщерь впала в соблазн гедонизма. Девчонка будет наказана, но куда более суровая кара, несомненно, достанется Нарайяну Сингху.
Жрецы были готовы. Они поволокли рыдающих пленников туда, где те исполнят свое высшее предназначение – расстанутся с жизнью в ритуале освящения храма Кины. Вторым ритуалом станет попытка связаться с богиней, которая лежит сейчас в оковах магического сна, – нужно, чтобы Мать Тьмы снова наделила Дщерь Ночи своей мудростью и даром предвидения.
Все делалось должным образом. Но Нарайян Сингх, живой святой обманников, великий герой культа душил, не был счастлив. Власть над воспитанницей давно выскользнула из его
