Голос ее осип, и Констанция слегка наклонилась под тяжестью признания, но тут же выпрямила плечи и спину.
– Когда мои силы начали проявляться, я поняла, что должна найти способ вернуть ее.
– О, Констанция… – Уинтон покачал головой. – Мне мало известно о магии, но даже я знаю, что вернуть человека к жизни невоз…
– Кто вправе судить, что возможно, а что – нет? – резко перебила Констанция. – Что дает тебе право решать? Люди никогда не прекращают свои суждения, размышляя над тем, что можно, а что нельзя. А зачем? Разве магия – это не инструмент для достижения целей?
Она шагнула к Уинтону, словно бросая вызов. Все ее тело светилось огнем, энергией и решимостью.
– Моя мать не заслуживала смерти. Я прочитала все ее книги. Годами я тщательно их изучала и все же нашла одно подходящее заклинание. А кто бы поступил иначе? Разве твое сердце не загорелось надеждой, когда ты увидел шевеление матери на похоронах?
Из горла Уинтона вырвался удушающий стон настоящих мук.
– Той ночью шесть лет назад ты наложила заклятье в склепах над телом матери, – прошептала Лина.
Констанция повернулась и занесла светящуюся трость над трепещущим сердцем Хранительницы. Она слышала его биение – ее собственное заклинание звало ее, молило забрать.
– Верно, – подтвердила она. – Но тогда я не понимала, что делала. Да и разве я могла? Я была так молода и неопытна. Подобные заклинания изучают годами. Созданы целые учебники, чтобы объяснить его сложность и исследовать возможности. У меня на тот момент ничего не было, кроме текста и моих способностей. Я думала, что заклинание возвращает человека с того света, но оно оказалось гораздо сильнее. Я понятия не имела, что оно создаст грозовое облако и некроманта. Я должна была поместить его в свое сердце, чтобы оно зрело вместе с моей магией. Но вместо этого оно вырвалось на волю и нашло ближайший сосуд: мамину бабочку. – Констанция покачала головой. – Я думала, это всего лишь брошь, но бабочка оказалась хранилищем для заклинаний. Кто знает, для чего она была нужна? А потом…
– Бабочка нашла меня, – промолвила Лина. – Она выбрала меня, – добавила она внезапно теплым голосом.
– Выбрала тебя? – Констанция подошла ближе и заинтригованно всмотрелась в глаза Хранительницы. – Да…
Зачем ей выбирать Лину, миниатюрную, некрасивую Хранительницу? Может, она просто не нашла путь назад к своему создателю? Лина перевернула все с ног на голову. Нет, это была всего лишь случайность. Констанция просто не знала, как правильно наложить чары – но теперь она исправит свою ошибку.
– Что? – тихо произнесла Лина. – Что ты имеешь в виду?
– Оно не могло выбрать такого человека, как ты. Оно должно было вернуться к создателю или в пустое хранилище.
Констанция сняла длинную бархатную перчатку с левой руки, обнажив металл. Она сжимала пальцы, пока идеальные шарниры и колесики крутились, издавая щелчки в полумраке. Констанция услышала резкий вздох Хранительницы.
– Но чтобы выбрать девчонку? – Она медленно покачала головой. – Нет, в этом нет смысла. – Она улыбнулась под маской. – Но тем не менее так случилось. Видимо, ты тоже была пустышкой, как и бабочка. Сломленная девочка. Видимо, в тебе нашлось место для заклинания.
Констанция прикоснулась тростью к груди Лины, и свет наконечника начал пульсировать и разгораться ярче с каждым ударом сердца. Все быстрее и быстрее.
– Возможно, это случилось, потому что ты была настолько неприметной, насколько пустой, – прошептала она. – Но сейчас…
Она направила свои чары в сердце Лины в поисках заклинания. Да, оно там. Она слышала пульс облака: оно грохотало в собственном ритме, запертое в темнице из крови и плоти. Сжав пальцы, Констанция повернула шестерню на маске и увидела его собственными глазами. А затем, очень нежно, она начала вытаскивать его из груди Хранительницы. Лина, задыхаясь от боли, начала бороться с оковами.
– Констанция, что ты делаешь? – снова раздался голос Уинтона. – С ней все будет в порядке?
– Заткнись, – огрызнулась она.
Свет на трости мерцал и усиливался. Сердце заклинания поднялось на несколько дюймов, паря под кожей девушки в водовороте темного облака, громыхая и сверкая молниями. Констанция держала над ним металлическую руку, развязывая нити, которые связывали его с трепещущим сердцем Хранительницы. Она была готова принять бурю в свое тело. Каким же мощным стало заклинание. Констанция закрыла глаза. Она уже так близко к цели… Чародейка аккуратно снимала нити, чтобы не повредить сердце заклинания… Лина кричала.
«Мама, – подумала Констанция, вспоминая ее объятия, тепло и дарованное чувство безопасности. – Я уже иду».
Но внезапно Уинтон оказался рядом:
– Констанция! Остановись! Хватит! Ты ее убиваешь!
Положив руку сестре на плечо, он попытался ее оттащить.
Гнев и сила волной нахлынули на нее. Она повернулась, и порыв фиолетового свечения устремился в брата из поднятой ладони. Взмыв в воздух, Уинтон с грохотом ударился о саркофаг и упал на пол. Кровь стекала по его лицу в густые кудри. Уинтон не шевелился.
У Констанции перехватило дыхание. Брат больше ее не побеспокоит.
Теперь можно вернуться к девушке. По распахнутым от ужаса глазам Хранительницы стало понятно, что она стала свидетельницей происшедшего.
– Зачем ты это сделала? – прошептала Лина.
– Он не такой, как мы. Он никогда бы нас не понял.
– Что?
– Мы не похожи на других людей, – тихо произнесла Констанция, освещая тростью сердце Хранительницы и готовясь продолжить начатую работу. – Я создала величайшее заклинание в мире, а ты держала его в себе, выращивала для меня все эти годы. Другие люди – это просто плоть, кости и сухожилия, и они бродят по жизни, как животные, бесцельные и счастливые. Но мы не такие. – Она улыбнулась спрятанной за маской улыбкой. – А мы с тобой – кровь и буря. – Констанция наклонилась, чувствуя прилив сил, прохладных, заряженных электричеством. – Мы с тобой – сердце заклинания.
И с этими словами Констанция вновь принялась за работу.
25
Крылья
Ощущение было… просто невыносимым: как будто Констанция залезла в грудь острыми ногтями и вцепилась в сердце. Сознание то мутнело, то снова возвращалось, и во время «провалов» Лине снились короткие и яркие сны. Сны, в которых она бежала через лес; сны, в которых она вновь оказывалась в склепах или даже на ступеньках Священного Собора, окутанная грозовым облаком. Заклинание взывало к ней, хваталось за нее: гром оставался биением сердца, а молнии – искрой жизни.
«Оно выбрало меня».
Воспоминания всплывали, меркли, прерывались криками борьбы с невидимыми узами, которые приковали ее к жесткой гробнице.
Лина инстинктивно понимала: если Констанция добьется желаемого, то ей
