Она задыхалась от слез и тошноты. Как же хорошо, что Виго не дожил до этого дня, чтобы стать свидетелем подобного кошмара.
Констанция неправильно расценила ее реакцию.
– Нет времени на брезгливость. Будем благодарны, что они на нас не набросились.
– А почему они нападают на людей? – поинтересовалась Лина, пока Констанция вела ее дальше в зал, аккуратно пробираясь между телами на полу.
– Заклинание питается смертью, помнишь? Отсюда и чума.
Глаза Лины расширились.
– Эпидемия имела отношение к заклинанию? – спросил Уинтон из-за спины.
– Конечно, – ответила Констанция.
Несмотря ни на что, ее голос оживился энтузиазмом, когда она продолжила свои объяснения.
– Как ребенок растет в утробе матери, заклинание имеет различные стадии развития.
А затем ее голос приобрел певческую интонацию. Она будто читала стих:
– В первый год появляется пар и легкий туман. На второй год туман сгущается, образуя грозовое облако. Следующие три лета оно пирует на людских смертях. На шестом году болезнь уходит: наступает затишье перед бурей. А затем… – Она остановилась. – Затем начинается рождение. Мы сейчас на этом этапе. В серии все более сильных и частых «схваток» грозовое облако оживляет Предков и наполнят их голодом смерти. Чтобы достичь полной силы и выйти в мир, ему нужно много смертей в короткий срок.
Внезапно Констанция остановилась возле саркофага. Покойница лежала на полу лицом вниз, а ее каштановые волосы были раскиданы на каменном полу. Ее лицо смотрело в сторону, и Лина заметила, что блестящие камни-глаза до сих пор находились на месте – почти как настоящие. Если бы не скелетные руки, то можно было подумать, что она жива. За всю жизнь, что Лина провела в склепах в качестве Хранительницы, она научилась определять возраст Предков. По коже покойной она догадалась, что эта женщина умерла от пятнадцати до двадцати лет назад.
– Понимаете, заклинание вовсе не воскрешает мертвых, – продолжила Констанция в том же тоне. Однако что-то в нем все же изменилось. – Оно просто превращает их в инструмент для достижения целей. – Ее голос опустился до шепота. – Это можно изменить только под контролем мага. Только некромант может вернуть личность мертвых.
Резко отвернувшись от Предка, Констанция повела их дальше. Лина и Уинтон шли позади бок о бок. Уинтон бросил ей мимолетную грустную улыбку.
– Мне кажется, это была ее мать, – очень тихо прошептал он.
Лина кивнула в ответ.
Узкая арка в дальнем конце зала вела к уходящей вниз винтовой лестнице. Лина слышала о нижних залах, куда перенесли герцогов и герцогинь прошлых веков и тысячелетий. Это произошло, когда в основном зале больше не осталось места. С тех пор никто не отважился спускаться так низко, даже Хранители. Туда спустились бы только в случае очередного переполнения зала и нужды переместить Предков. Лестница, ведущая вниз, была увешана густой паутиной.
Лина услышала, как Уинтон нервно сглотнул.
– Это действительно необходимо? Я уверен, что с запертыми люками никто…
– Уинтон, ты обещал, – резко напомнила Констанция.
Снова взмахнув тростью, Констанция оживила факелы на следующем уровне. Перед ними открылся небольшой зал. Вокруг, словно соты, виднелись дверные проемы, ведущие в черноту. Перед ними предстала картина, ничем не отличающаяся от предыдущей: открытые гробницы, трупы на полу. Только здешние тела находились на более поздней стадии разложения. На них были лишь только кости, гнилая одежда и оголенные желтые зубы. Кожа на черепах сморщилась и превратилась в тонкую коричневую пленку. Бальзамирующие масла не могли бесконечно сохранять тело от разложения.
– Ложись здесь. – Констанция указала на свободный постамент, установленный в центре зала в длину взрослого человека.
Ничто не отталкивало Лину больше, чем мысль о холодном каменном саркофаге под ней.
– Что бы мы ни делали, я лучше постою, – ответила Лина дрожащим, но решительным голосом.
– Жаль, но тебе придется лечь: я не смогу тебя сдержать, если ты будешь стоять.
– Сдержать?
Констанция медленно кивнула.
– Придется это сделать, Лина. Я предупреждала, что будет нелегко.
Лина в ужасе отступила назад.
«Что-то здесь не так».
– Я… Я не знаю… – Лина ощутила плохое предчувствие. – Извини, но я передумала, – заявила она дрожащим голосом. – Должен быть другой способ.
Внезапная фиолетовая вспышка отбросила Лину к постаменту, и она ударилась головой.
– Констанция! – Уинтон шагнул вперед с бледным от изумления лицом.
Голова Лины кружилась, и пока она сидела на полу, то заметила, как Констанция повернулась к своему брату. Ее маска отливала золотом в свете лампы.
– Я предупреждала. Молчи и следи за дверью.
Лина не видела реакцию Уинтона, но догадалась, что он согласился, поскольку не услышала дальнейших споров. Он отступил на несколько шагов во мрак. Лине стало так плохо, как будто она получила сильный удар в живот. Констанция встала над Линой. Ее длинные светлые волосы спадали на плечи, а темные глаза сверкали слабым фиолетовым светом сквозь глазницы маски.
– Извини, Лина. Если заклинание останется, то все станет намного проще.
Взмахом трости Констанция подняла Лину в воздух с выпрямленными, как у куклы, конечностями и бросила на пустой саркофаг. В воздух тотчас поднялось облако пыли. Волосы свисали с каменного края, и Лина почувствовала, как по лбу пробежало какое-то потревоженное насекомое или паук.
Лина пыталась поднять руки, чтобы призвать свою магию, но Констанция оказалась быстрее: невидимые веревки мгновенно обернулись вокруг запястий и засияли фиолетовым светом.
И тогда Лина все поняла: она вспомнила цвет магии бабочки, когда впервые ее увидела.
Да, она была бледной, почти белой.
Но, без сомнений, в ней присутствовал фиолетовый оттенок.
– Это ты, – медленно и угрюмо промолвила Лина, как будто сквозь туман. – Это ты наложила заклятье.
Она пыталась сосредоточить взгляд, пока Констанция в сверкающей маске склонилась над ней.
24
Истина
Констанция улыбнулась под маской. Вероятно… наконец… пришло время открыть правду.
– О чем она говорит? – прозвучал из темноты слабый, почти детский голос Уинтона. – Что она хочет сказать, Констанция?
Сестра повернулась к брату.
– Она говорит, что это я наложила грозовое заклятье. Она назвала меня некроманткой. И я здесь не для того, чтобы разрушить его, а чтобы использовать.
Лицо Уинтона омрачилось непониманием. Сквозь гнев, раздражение и решительность Констанция почувствовала любовь и вину. Ее эмоции сплелись настолько туго, что почти превратились в удушающие веревки.
«Отрежь веревку. Тебя нельзя сдержать».
Эмоции боролись и на лице Уинтона тоже – смущение, гнев, любовь, отчаяние.
– Зачем тебе это? Я не понимаю…
– Послушай, Уинтон, – тихо начала Констанция, шагнув ближе к брату. – Мне было четыре года, когда умерла моя мать, но я ее помню. Она тоже была чародейкой. Она рассказывала удивительные истории и открывала мне маленькие хитрости и игры. Она показала мне книги – атласы, сборники рассказов, иллюстрированные истории… и другие тексты. Она показала мне колдовские книги. По секрету, конечно, и в своих покоях. Я любила ее, Уинтон, потому что она была чудесной и волшебной… Она была моей матерью. В этом темном месте мама ни
