Даро опустил голову, показал знак вежливого прощания и вышел на улицу.
Риэ смотрел на поцарапанную, неровно заклепанную металлическую дверь очень долго. Пока лестница не заскрипела под тяжестью шагов деда Камоира. Риэ взял себя в руки и подошел к верстаку. Покрутил в пальцах поделку, укутал мягкой пленкой и положил в коробку к прочим.
Ладонь деда легла на плечо, Риэ обернулся.
«Сюда заходил тот, кто не должен, — жесты деда были подчеркнуто формальными, как если бы Высший все еще стоял здесь и наблюдал за разговором. — Такому не место в твоей компании, мальчик».
«Ты слышал, — мрачно усмехнулся Риэ, — вряд ли он вернется еще».
«Ты дал ему правильный ответ, но мог бы сделать это иначе. В моем детстве за непочтительный разговор с Высшим казнили… Я не желаю более видеть его здесь».
Дед закашлялся и почти упал на топчан у стены, Риэ метнулся в закуток кухни, вскрыл сервокапсулу с ягодным настоем и налил в кружку.
— Ты не должен общаться с ним больше, — хрипло, но твердо сказал Камоир, принимая из рук внука питье.
Риэ закусил губы и отвел взгляд. Внутри болело почти так же… нет, конечно, совсем не так, как тогда. Тогда он потерял семью. А теперь — друга.
— Ты можешь попасть в беду, Риэ, — широкая ладонь деда провела по волосам мальчика, притянув его ближе. — Я не верю, что позолоченные сердца Высших сильно изменились со времен моей молодости.
— Я не боюсь смерти, — возмущенно вскинул взгляд Риэ.
— Я тоже, — спокойно улыбнулся Камоир. — Элай придет за мной, когда пожелает.
Риэ сжался и позволил себе уткнуться деду в колени.
Но он не заплачет.
Нет.
Пальцы Камоира подняли его за подбородок, жесткий край перчатки царапнул по щеке.
«Я теперь — лишь обуза для тебя. Ты справишься без меня».
— Меня никто не спросил… хочу ли я справляться, — сдавленно проговорил Риэ. — Хочу ли расти сиротой… Сыном вора.
«Опять за свое?! — Дед гневно сверкнул глазами. — Уважай память отца!»
— Меня родила моя мать, — оскалился Риэ, — а растил меня ты! Тока…
— Тока, по милости Тиоса, дал тебе жизнь! И научил кое-чему за те три пятилуния! Будь благодарен богам за то, что тебе дано!
— Кого же мне винить за все, что отнято? — горько бросил Риэ, рывком поднялся и взбежал по лестнице.
***
Теплые ветра сезона Охоты разгладили океан, гигантское зеркало отражало голубовато-лиловое небо с белесыми пятнами лун. Риэ пришел на берег рано и уже успел раздобыть полмеры[2] клубней дануо — в порт прибыла баржа с островов, и один из мешков прорвался прямо во время разгрузки. Роботы быстро собрали рассыпавшееся хозяйское добро, но несколько дануо завалилось в щель меж понтонов. Мохнатые клубни еще не дозрели, но можно обернуть их в ткань, оставить в теплом месте — например, у задней панели блока тахиосвязи. И через пару дней сварить суп.
Семь сотен оборотов назад пропасти пролегали не только меж Высшими и низшими, но и между разными народами сиуэ. Тех, кто нарушал чистоту крови, низшие презирали, а Высшие — убивали безо всякой жалости, несмотря на ширящуюся демографическую катастрофу. Отголоски этих темных времен застал и дед Камоир. Он не задавал внуку вопросов о том, видится ли тот с Даро, но встречая Риэ в дверях, смотрел с беспокойством.
Риэ разглядывал свое отражение в воде и пытался понять — чем руководствовались тогдашние жрецы и монархи, в чем видели разницу между сиуэ и сиуэ? Островитяне низенькие и черноглазые. Жители гор — светлые, почти как люди, с плоскими лицами и тонкими чертами лиц. Кожа Высшего Даро — темнее, чем у Риэ, глаза и губы — больше и скулы не такие широкие. Ну и цвет радужек, конечно, отличался, сиял темно-оранжевым пламенем. Но в целом различия не так велики… Хотя в свете последних событий Риэ снова начал в этом сомневаться.
Он с грустью смотрел на рассыпающиеся значки голоэкрана на запястье: вода нашла лазейку в залатанном корпусе браслета и повредила систему. Теперь — только в мусор. Да и ладно, все равно коммуникатор молчал уже почти полное пятилуние, Риэ таскал его на руке скорее по привычке. Он расстегнул браслет, размахнулся и швырнул в воду.
— Ты так меня ненавидишь?
Риэ обернулся. При виде Даро внутри смешались злость и радость. Злость — оттого, что он каждый день помимо воли высматривал стройную темную фигурку в потоке летящих уми и не находил. А радость — потому, что Даро пришел. А значит, все еще можно исправить.
— А ты что, следишь за мной?!
Слова сорвались сами собой и совершенно не те, что Риэ хотел сказать. Сейчас Даро повернется и уйдет — уже насовсем…
«Нет, — спокойно сказал Даро, — В порту сегодня готовятся к празднику. Я прилетел посмотреть. Ответь на вопрос: почему ты выбросил браслет?»
Снова разговор не о том.
— Коммуникатор сломался, — пояснил Риэ. — Стал бы я выбрасывать вещь, которой еще можно пользоваться!
Даро смотрел на него выжидательно. Парень за несколько шестидневий стал будто бы выше и строже. Впрочем, попытка скрыть чувства вновь окончилась неудачей — его выдавали дрогнувшие губы и слишком прямая осанка. О том, как выглядит собственное лицо, Риэ не думал вовсе: какая разница?! Единственный друг вернулся и стоит перед ним, несмотря на незаслуженно резкие слова, которые Риэ бросил ему пятилуние назад… Это все еще Даро, тот самый Высший мальчишка, что сердится, краснеет, дрожит и плачет, словно крестьянское отродье.
«Боги не зря не любят пустой болтовни, — Риэ тщательно подбирал жесты, — потому что порой от слов больше вреда, чем пользы».
«Это правда», — чуть нахмурил брови Даро.
— Прости, — тихо сказал Риэ. — Я не должен был так говорить. Ты не хотел дурного.
— Я не сержусь, — отозвался Даро, серьезно глядя ему в глаза. — Я никогда не был на твоем месте. Возможно, тогда я ответил бы так же.
________________________________________
[1] Гормональные всплески у подростков сиуэ зовутся потоками. Всего в жизни мальчика сиуэ бывает около двадцати потоков, начиная с 15-16-го оборота от рождения и далее. Первый год без потока знаменует достижение полной половой зрелости. У зрелых сиуэйтов половые гормоны вырабатываются лишь вблизи генетически совместимой самки.
[2] Мера — 1,8 кг
========== 5. Две правды ==========
Праздник урожая цветным шумом прошел через город, оставив по берегам каналов горы растрепанных венков, в воздухе — дым храмовых курений, а кое у кого — ломоту во всем теле от неумеренного принятия веселящих средств вроде смолы кайона. Мальчики летали смотреть праздничную иллюминацию, большой канал, чьи воды окрасились фиолетовым
