Найя давно не открывала программу моделирования, не брала в руки ткани. Вдохновение и желание создавать как-то поблекло. Даро полушутливо жаловался, что скучает по возможности позлиться на сестру. Но улыбался при этом грустно, не ожидая ответной улыбки. Найя единственная из всей семьи узнала, что с ним происходит, и что он совершил… И хранила секрет. А брат узнал о ее тайной папке в коммуникационном браслете. После этих признаний обоим стало чуть легче.
Найя много думала о том, что произошло в гостиной для послов. Она бы на месте Даро не смогла так поступить. И, возможно, не смогла бы устоять, окажись на месте паури. Если бы Риэ Зунн хоть раз посмотрел на нее так, как смотрел на чужачку, когда думал, что никто этого не видит… Найя честно признавалась себе, что понятия не имеет, насколько смогла бы сохранить самообладание. Может, Туа не так уж любит низшего, а скорее, попросту неспособна чувствовать живо, как Найя. Во всяком случае, когда не поет. А Риэ… он умел держать себя в руках, несмотря на происхождение. Потому и понравился Найе… Но что толку рассуждать о пустом!
Туа Майко походила на горный цветок, что раскрывается неохотно и медленно, а потом цветет десятки оборотов, пока не умрет само растение. Порой Найя даже жалела ее — если запрос в генетическую базу докажет, что девчонка — плод кровосмешения, ей придется с позором вернуться в Паур. А после двух с лишком пятилуний среди культуры Пяти Планет… поистине жестокий жребий.
Тому, кто захотел бы приглядеться, было видно, что паури светилась тихим светом с того дня, как Даро устроил ей встречу с низшим. Найя стискивала зубы каждый раз, когда вынуждена была видеться с девчонкой. Теперь присутствие сестры Наследника за плечом Туа уже не требовалось, и это стало для Найи большим облегчением. Паури не спрашивала, в чем причина перемены отношения с ее стороны, только старалась услужить ей более обычного, отчего Найя порой вспыхивала, словно факел, и отсылала девчонку прочь либо уходила сама. Благо Майко уже не пугалась, как раньше, и вела себя достойно… не в пример самой Найе. Запутанная ситуация, обвившая их, словно клейкие щупальца океанского роэга, вынуждала Найю вести себя неподобающе. Даже прабабушка делала ей замечания. И то, что тайна дочери правителя невольно пробивалась наружу, заставляло Найю переживать еще больше.
Но она не до конца забыла о долге. Главной задачей было развеять тяжесть на душе брата. После войны она боялась говорить с ним на опасные темы, однако теперь — если Даро гневно сводил брови, шипел на нее или смеялся — все было лучше, чем застывшая маска Высшего на лице. Нет, на публике это, несомненно, необходимо, достойно, да и просто красиво, но не тогда, когда брат разговаривает по душам с единоутробной сестрой!
Первым воспоминанием Найи о Даро было то, как она, не прекращая сосать молоко, своей пухлой ручонкой отталкивала брата от матери. Ему тогда исполнилось три. Даро легонько толкался в ответ, лукаво глядя своими оранжевыми глазищами. Тихий смех матери и ее теплые руки, устраивающие маленькую Найю поудобнее на коленях… Обнимающие сына… И тот момент, когда Найя все же схватила отворот его мантии и притянула старшего братика ближе, щедрым жестом предоставив в распоряжение Даро налитую молоком материнскую грудь. Пока они были совсем маленькими, часто дрались и исправно доводили друг друга до слез. Но главным и самым ярким воспоминанием Найи оставалось то, как Даро вытащил ее из глубокой воды, куда она по неосторожности сунулась, пока отвернулась нянька. Тогда Найе в голову впервые пришло осознание, что брат — вовсе не конкурент за внимание матери и отца, но тот, кто останется рядом, даже когда родителей не станет.
— Ты помнишь, о чем мечтал в детстве? — спросила Найя, смахивая с лица капли морской воды.
Брат задумчиво свел брови.
— Быть полководцем, кажется. И открывателем новых миров. Как и все мальчишки.
— И твоя мечта сбылась, — улыбнулась Найя.
Даро помолчал, затем тоже слегка улыбнулся:
— Я и не думал об этом… так. Наверное, да…
Он вздохнул и снова опустил голову, сложив руки за спиной. Найя шла рядом, в полосе прибоя, ощущая тепло накатывающих волн.
— А ты о чем мечтала? — спросил Даро. — Я почему-то совсем не помню.
Найя пожала плечами.
— Верно, не помнишь. Честно говоря, я старалась этого не делать. И сейчас тоже. Сам понимаешь.
Даро снова помрачнел и закусил губы. Найя раздула ноздри, сердясь на то, что никак не выходит завести разговор о чем-то приятном. Но можно попробовать выйти из воронки, поддавшись на миг штормовому ветру.
— Негоже, что все вокруг тебя больны, а ты до сих пор не заразился этой болезнью, — лукаво улыбнулась она.
Они подошли к скалам, Найя прыгала с камня на камень, без многослойных платьев это было проще, и она искренне наслаждалась свободой. Даро отвел взгляд от слепящих глаза волн и вопросительно поднял бровь.
— Можно тоже устроить тебе тайное свидание, братик, — склонила голову Найя. — С какой-нибудь красивой лэрнен… или лэром.
Даро фыркнул, залился краской и, махнув на сестру рукой, рассмеялся.
— Плохо за тобой следила наставница… Откуда у тебя в голове такая похабщина?! Насмотрелась имперских трифильмов?
Найя улыбнулась, вздохнула и спрыгнула на песок. Пошла рядом.
— Чувства у всех одинаковые. Знаешь, — Найя на миг прижалась к его плечу, — я поняла: любовь — это не то, что все думают. Это даже необязательно приятно. Просто… хочешь ему добра. Даже в ущерб себе.
Даро посмотрел сестре в лицо, прищурился и, внезапно подставив ей ножку, перехватил Найю и швырнул в
