Брис тоже сказал мне что-то.
Я обернулась к покровителю, на коже из-за ночной духоты выступил пот.
– Простите, господин Брис, я не расслышала.
– О, – он моргнул, явно не привыкший, чтобы его игнорировали, – я спросил, не процитируешь ли ты свою любимую родословную. Сейчас я на службе у королевских писцов, проверяю точность их записей. Мне нужен помощник, столь же внимательный и умный, как и я, знающий генеалогию как свои пять пальцев.
Еще одно партнерство.
Это заинтересовало меня. Я притворилась, что Картье не существует, и улыбнулась Брису Матье.
– Конечно, господин. Мне нравится родословная Эдмона Фабра.
Мы заговорили о Фабре и трех его сыновьях, у которых, в свою очередь, было еще трое. Я хорошо держалась, несмотря на струившийся по спине пот и жуткий корсет, а также на то, что Картье продолжал следить за мной.
Затем я оговорилась. И даже не поняла, что назвала не то имя, пока не заметила, как скривился Брис Матье, словно почувствовал неприятный запах.
– Конечно, ты имела в виду Фредерика, а не Жака.
Я замерла, пытаясь вспомнить, что говорила, и понять, что он имеет в виду.
– Нет, господин Брис, думаю, речь о Жаке.
– Нет-нет, о Фредерике, – возразил Брис. – Жак родился двумя поколениями позже.
Неужели я действительно пропустила несколько поколений? Но, что еще важнее, волновало ли меня это на самом деле?
Память подвела меня, и я решила скрыть это, рассмеявшись.
– Конечно, я оговорилась. – Я осушила бокал, прежде чем продолжить удивлять его своей глупостью.
К счастью, вошел слуга и пригласил нас на ужин, сервированный в великолепном центральном шатре.
Я поднялась на дрожавших ногах и так нервничала, что уже хотела метнуться под защиту дома, когда ко мне подошел третий покровитель, настолько высокий, что, казалось, он должен был касаться тканевого купола.
– Позволь проводить тебя на ужин, Бриенна, – обратился ко мне рыжеволосый господин. Его голос казался мягким и мелодичным, но меня было не одурачить: в нем слышалась сталь. Я знала ее. Голос Картье был таким же.
– Да, господин Николя. Почту за честь.
Он протянул мне руку, и я приняла ее, вновь чувствуя себя неловко из-за того, что дотрагиваюсь до постороннего мужчины. Бабино был старше, возможно, в возрасте моего отца. Его прикосновение не казалось мне опасным. Он не был Брисом Матье.
Мы отправились вслед за остальными в центральный шатер.
Внутри стояло три круглых стола, вокруг каждого из которых было девять стульев. Садиться можно было куда угодно. Ужин организовали, чтобы все перемешались, подумала я с новым страхом, пока Николя выбирал нам место. Я опустилась на стул, осматривая шатер. Мои сестры-избранные появлялись в сопровождении покровителей и наставников.
На столах лежали белые скатерти. В центре каждого стояли свечи, украшенные цветами и блестящими листьями. Тарелки, приборы и чаши из лучшего серебра сверкали словно драконьи сокровища в ожидании наших прикосновений. Под куполом висели фонарики, и их свет из дырчатых жестяных стенок струился на нас россыпью маленьких звезд.
Николя не сказал мне ни слова, пока за нашим столом не осталось свободных мест и не смолкли приветствия. Цири, естественно, не захотела садиться за наш стол. Она увела за собой Монику, а Брис Матье решил проявить дружелюбие и сел за один стол с актерами. За моим столом оказались Сибилла (чему я была рада: она могла поддержать беседу), два ее покровителя, госпожа Эвелина, госпожа Тереза (к моему разочарованию), покровитель Живописи и покровитель Музыки. Странный, смешанный стол, подумала я, пока разливали вино и приносили первое блюдо.
– Твой господин очень хорошо о тебе отзывался, Бриенна, – произнес Николя так тихо, что я едва услышала его за щебетом Сибиллы.
– Господин Картье – очень хороший наставник, – ответила я и поняла, что не имею представления, где он.
Мои глаза метнулись к оставшимся двум столам, и я нашла его почти сразу, словно между нами была связь.
Он сидел рядом с Цири.
Я хотела обидеться, что он не сел рядом со мной, но поняла, что это было идеальным решением. Цири вдохновил его выбор. Она сияла, сидя между ним и Моникой. Сядь он рядом со мной, я впала бы в ступор. Мне трудно было бы говорить с Николя Бабино, который, похоже, оказался моей последней надеждой на покровительство.
– Расскажи о себе, Бриенна, – попросил он, нарезая салат кубиками.
Так я и сделала, следуя тому же плану, что и с Моникой. Бабино слушал и ел. Я гадала, кто он, что ему нужно и подойду ли я ему.
Врач? Историк? Учитель?
Когда подали главное блюдо – фазана и утку в абрикосовом соусе, – Николя наконец открылся мне.
– Я глава Дома Науки, – проронил он, промокая рот салфеткой. – Я польщен приглашением Вдовы, ведь мне необходим ариал для моих избранных.
Этого следовало ожидать, и все же мое сердце упало. Подобное покровительство вызывало, пожалуй, наибольшую тревогу. Я посвятила Науке всего три года, как же я могла учить других? Я почувствовала, что мне нужно больше времени, чтобы отточить свое мастерство и набраться уверенности. Если бы я выбрала Картье сразу, не сглупила, считая себя творческой личностью… тогда я могла бы стать учителем, вливающим свою страсть в других.
– Расскажите мне еще о своем Доме, – проговорила я, надеясь, что мои сомнения не отразились на лице или в голосе.
Николя принялся за рассказ. Дом располагался к западу отсюда, у города Адален. В нем преподавали только Науку – обучение занимало шесть лет. Дом был смешанным.
Я задумалась над его словами, гадая, не будет ли дерзостью считать себя готовой к такому, и услышала, как Сибилла произнесла мое имя.
– О, Бриенна прекрасно владеет Интригой, хотя утверждает, что это не так!
Вцепившись в вилку, я подняла глаза.
– Почему? – поинтересовался один из ее покровителей, улыбнувшись мне.
– Она изучала Интригу вместе со мной целый год, и мне так хотелось, чтобы она осталась! – Сибилла выпила слишком много ликера. Она смотрела на меня стеклянными глазами, не обратив внимания на взгляд, которым я ее наградила.
Николя повернулся ко мне, его лоб пересекла морщина.
– Ты изучала Интригу?
– Да, господин Николя, – ответила я по возможности тихо, чтобы никто не услышал. За столом повисло странное молчание. Даже госпожа Тереза, похоже, почувствовала за меня беспокойство.
Тщетно я попыталась скрыть волнение под маской уверенности, но мое сердце предательски колотилось, и маска треснула.
– Но почему? Я думал, ты избранная Науки, – заметил Бабино.
Мое солнцестояние начало кружиться, словно полуночное веретено. Все трещало по швам, и я ничего не могла с этим поделать. Николя выглядел возмущенным, словно я солгала ему. То, что я изучала все страсти, не было тайной, но, похоже, он этого не знал. Внезапно я поняла, как выгляжу в его глазах.
– Во время первого года в Магналии я изучала Живопись, – призналась я,
