Было странно видеть, что они собрались ради меня. Еще странней оказалось то, как потеплело у меня на сердце при взгляде на них, столь разных людей, ставших моей семьей.
Люк играл веселую мелодию на скрипке, пока Пьер резал торт. Изольт подарила мне прекрасную шаль из черной, с нитями серебра шерсти, похожую на звездное небо в полночь. Агнес вручила мне коробку разноцветных лент, каждая из которых символизировала страсть. Этого достаточно, думала я. Мне не хотелось других подарков. Затем ко мне подошел Журден, встал у моего плеча и вытянул ладонь. На ней покоилась мерцающая серебряная цепочка, ожидавшая, когда я заберу ее.
– Для твоего кулона, – прошептал он.
Я взяла ее, серебро заструилось у меня меж пальцев. Она была прекрасной и очень крепкой. Эта не порвется, подумала я и встретилась глазами с Журденом.
Он думал о том же.
* * *Девять суток спустя началось мое четырехдневное путешествие в карете в Изотту, самую северную гавань Валении. Журден сопровождал меня и ни минуты не тратил даром. Похоже, он мысленно составил список. Я слушала, как он переходит от одного пункта к другому, пока мы ехали. Его сухой адвокатский тон заставлял меня снова и снова бороться с зевотой.
Он еще раз повторил план действий для каждого участника, с начала до конца. Я внимала его словам, представляя пешки, двигавшиеся по карте, – так я могла понять, кто где находится. Журден отдал мне список безопасных домов, сделанный Лайамом. Я должна была их запомнить, прежде чем он сожжет его.
Пять было в Лионессе: два пекаря, торговец свечами, печатник и серебряных дел мастер; и два йомена – на пути от столицы в Дамэн. Все эти люди однажды служили Дому Журдена, и Лайам клялся, что они хранили верность их поверженному лорду.
Затем Журден рассказал мне о Ланноне и о том, что я могла говорить во время ходатайства, а что – ни в коем случае не стоило. Об Аллена мой отец-покровитель не упоминал.
– Я была права, назвав вас заклятыми врагами? – спросила я, устав слушать его и трястись в карете.
– Гм-м-м.
Я восприняла это как согласие.
Затем Журден удивил меня, сказав:
– Ни при каких обстоятельствах ты не должна говорить ему, что твой отец, твой настоящий отец, служит его Дому, Амадина, и что ты – на самом деле Аллена. Только в смертельной опасности, когда это будет твоим последним шансом спастись. Там ты – истинная дочь Валении. Держись придуманной нами легенды.
Я кивнула и продолжила учить безопасные Дома.
– И вот еще что, – откашлялся Журден. – Неизвестно, что случится, когда я пересеку границу. Аллена может удерживать тебя в Дамэне или привезти тебя ко мне в Лионесс. Если останешься в Дамэне, следует бежать с д’Арамитцем на третью ночь после моего прибытия. Мы встретимся в Миствуде и атакуем замок. Мы будем готовы к битве, но, надеюсь, Ланнон, оставшийся трусом, отречется, увидев наши знамена и людей.
Миствуд. Это название заронило в мое сердце искру удивления.
– Почему Миствуд?
– Это граница наших с Морганом земель, где все еще живут верные нам люди, и это черные врата королевского замка, – объяснил он резким тоном и отвернулся от меня с блеском в глазах.
– Там… – Слова застряли у меня в горле, когда Журден встретился со мной взглядом.
– Да, там нас разбили и предали мечу двадцать пять лет назад. Там убили мою жену.
* * *После этого мы говорили немного и прибыли в Изотту на рассвете последнего сентябрьского дня. Порывы стылого ветра приносили соленый морской запах. Горький дым поднимался из высоких труб, булыжники на мостовой обросли влажным мхом. Я с наслаждением вдыхала последние ароматы Валении, несмотря на то что дрожала от холода.
Мое прощание с Люком и Изольт было полно надежд, скреплено объятиями и неловкими шутками, увенчано улыбками и трепетом сердец. В следующую нашу встречу мы будем штурмовать замок.
Прощание с Журденом стало совершенно иным. Он отказался сопровождать меня в гавань, опасаясь быть узнанным кем-то из мэванских моряков, выгружавших бочки эля и тюки шерсти. Жан-Давид остановил карету в одном из узких переулков, из которого был виден мой корабль.
– Вот твой пропуск на борт, а здесь твои валенийские бумаги, – отрывисто проговорил Журден, вручив мне аккуратно сложенные поддельные документы. – А это твой плащ.
Он протянул мне темно-красный шерстяной плащ.
– Вот еда, которую Пьер для тебя приготовил. Жан-Давид отнесет твой дорожный сундук к кораблю.
Я кивнула, быстро завязав на шее новый плащ, зажав в подмышке дорожные документы, и взяла маленькую торбу с едой.
Мы стояли на дороге, в тени высоких домов, порывы ветра приносили к нам крики с рыбного рынка.
Он наступил – миг, чтобы пересечь канал и наконец увидеть землю отца. Сколько раз я представляла, что увижу, как зеленые берега Мэваны выступают из легендарного тумана? Казалось, снова наступило летнее солнцестояние. Время ускорилось, побежало так быстро, что я не могла перевести дух и понять, что меня ожидает.
Я ощутила, как под высоким воротником моего дорожного платья замер кулон Картье на цепочке Журдена. Я буду думать о Картье, моем господине и моем друге, о том, кто научил меня всему, о том, кто подарил мне страсть. Буду думать о моем отце-покровителе, принявшем меня такой, какая я есть, любившем меня на собственный, грубоватый, манер, отправившем меня в путь, не желая того, о том, кто показал мне, что такое смелость.
Мое сердце колотилось. Я прерывисто вздохнула, словно перед битвой, и посмотрела на Журдена.
– Кортик на тебе? – спросил он.
Я прижала ладонь к правому бедру, чувствуя сталь сквозь ткань юбок.
– Да.
– Обещай мне, что не станешь колебаться и применишь его: если мужчина посмотрит на тебя неподобающим образом, ты не испугаешься и покажешь сталь.
Я кивнула.
– Я говорю это, Амадина, потому, что некоторые мэванцы смотрят на валенийских женщин как на… кокеток. Этим мерзавцам следует показать, что они неправы.
Я снова кивнула. Ужасное чувство поднялось во мне. Я онемела. Что, если это случилось с моей матерью? Она приехала в Мэвану, и ее сочли жеманницей, готовой прыгнуть мэванскому мужчине в постель? И ее изнасиловали?
Внезапно я поняла, почему дед так ненавидел моего отца. Я всегда верила, что была зачата в любви, пусть и запретной. Но, возможно, все было совсем не так и ее принудили.
Мои ноги обратились в свинец.
– Буду ждать твоего письма, – отступая, прошептал Журден.
Я должна была написать ему, когда Ланнон даст разрешение. Письмо перенесет его и Люка через воды, навстречу опасностям при возвращении.
– Да, отец. – Я повернулась, чтобы уйти. Жан-Давид терпеливо ждал, с обычным, суровым, выражением
