Валка посмотрела на бутылку кандаренского и показала на буфет в углу ее небольшого жилища, рядом с кухней:
– Наливайте. А я пока поищу кое-что.
Она неторопливо направилась к сводчатой двери в заднюю комнату, а я отыскал штопор и бокалы. Признаюсь, я смотрел ей вслед – как она шла, покачивая бедрами, – со смущенной откровенностью, свойственной всем молодым людям, когда они думают, что никто этого не замечает.
– Вижу, вы освоились в столице, – крикнул я со своего места возле стола.
– Что, простите? – зазвенел из соседней комнаты голос Валки, несколько напряженный из-за поисков.
– Я говорю, вы освоились в столице.
Некоторое время спустя доктор вернулась с наручным терминалом и кучкой информационных кристаллов. Положив все это на стол возле дивана, она ответила:
– Я бы так не сказала.
Она быстро привела себя в порядок и расчесала волосы, хотя по-прежнему была одета в свободную длинную рубашку. На груди и левом рукаве я заметил изображение призрачного черепа, окутанного дымом, над названием какой-то тавросианской музыкальной группы. Валка успела надеть брюки из эластичной ткани, какие обычно носят на тренировках. Они ей очень шли.
С настойчивостью, которую многие молодые и глупые люди принимают за деликатность, я уточнил:
– Я имел в виду вашего партнера.
– Что? – Валка опустила один из кристалликов в считывающий разъем терминала и включила проектор. – Ах, Мало! – Она фыркнула. – Он просто… ну да, он хорош.
Я почувствовал себя немного лучше и передал ей вино. Она приняла бутылку с благодарным поклоном как раз в тот момент, когда голограмма достигла лазерной четкости.
Закинув длинные ноги на стол, Валка подняла бокал и сказала:
– Я не нарочно заставила вас ждать, – и, положив теплую ладонь мне на предплечье, добавила: – Простите.
Кивнув, я отпил немного вина, стараясь не думать о ее партнере, будь он дворцовым слугой или кем-то другим.
– Все в порядке. Мы все порой о чем-то забываем.
– Только не я. – Она произнесла это без хвастовства, просто как неопровержимый факт. – Должно быть, я просто потеряла чувство времени.
Она искоса посмотрела на свои колени, словно показывая, что сейчас не самое подходящее время для столь щекотливого разговора. Я изо всех сил старался не покраснеть, укрепляя себя мыслями о Кэт, которые быстро справились с моей страстью, оставив вместо нее глубокое болезненное чувство вины.
– Как у вас дела?
Мы продолжали в том же духе еще две-три минуты, затем Валка взяла со спинки дивана одеяло и накрылась им.
Воспользовавшись затишьем в разговоре, я сказал:
– Меня беспокоит один вопрос.
– Только один? – Она насмешливо выгнула бровь.
– В настоящий момент, – смущенно хмыкнул я.
Мы обменялись понимающими улыбками, и я спрятался за своим бокалом.
– Вы говорили, что Калагах построен из камня, но когда мы были в Улакиле… умандхи… в общем, мне показалось, что они не способны возводить сложные сооружения.
Какое-то мгновение Валка с ледяной неподвижностью наблюдала за мной. Затем, словно паук, почуявший колебание паутины, резко поднялась, и одеяло слетело с ее плеч на пол.
– Вы ведь так и не видели мои голограммы!
Она снова вышла в дальнюю комнату, вернулась с планшетом и положила его на сервировочный столик возле дивана:
– Я собиралась показать…
Просмотрев несколько картинок, она щелкнула переключателем на корпусе прибора:
– Вот он, Калагах.
Конусная развертка лазерного луча показывала нам снятые со спутника изображения комплекса зданий, построенных в глубокой расщелине между скалами из столбчатого базальта, – следов древней эпохи давно угасшей на Эмеше вулканической активности. Валка описала мне координаты и размеры этого места, прогоняя по кругу одну голограмму за другой и лениво жестикулируя свободной рукой. Она сыпала фактами и цифрами с нарочитой небрежностью, совершенно не вяжущейся с объемом хранящейся в ее памяти информации, достойным даже схоласта.
Затем она перешла к снимкам с земли, показывающим более точную геометрию, чем природные очертания базальтовых колонн, – плоская поверхность из похожего на обсидиан черного камня выгибалась колоннами и арками, словно оживший сон безумного математика. Это выглядело… как бы точнее сказать? Развалины не казались частью окружающих скал. Словно некий архитектор-гигант расставил их здесь, следуя неисправной компьютерной программе, из-за какой-то ошибки считывания врезав фасады прямо в толщу скал.
– Это великолепно, – выдохнул я наконец; несомненно, я увидел одно из Девяноста девяти чудес Вселенной или не внесенное в список сотое. – Когда, вы говорите, его построили?
В глазах Валки вспыхнули искры, и она откинулась на спинку дивана:
– Интересный вопрос. Определить возраст довольно затруднительно. Материал построек похож на обсидиан, но гидратацию провести невозможно из-за того, что это место периодически затоплялось. И в любом случае она позволит установить лишь возраст самого материала, и там нет ни следов строительного раствора, ни органических соединений. Ни красок, ни пигментов. Ни захоронений.
– Но у вас же есть какие-то предположения?
– Да, есть. Исходя из возраста окружающих пластов, – сказала она, ободряюще улыбнулась и спросила: – А как вы сами думаете, сколько им лет?
Как-то раз, еще мальчишкой, я отправился с дядей Люцианом посмотреть на старый город, построенный колонистами в первые столетия освоения Делоса. Они не были богаты и, не считая нескольких построек из сборных конструкций, все остальное строили из местного гранита. «Знаешь, камни для строительства Обители Дьявола добывали из того же месторождения, высоко в горах», – сказал мне дядя. Но в том городе камни были грубо обработаны и плохо подогнаны друг к другу, и хотя приказом наместницы эти постройки объявили охраняемой территорией, их возраст сразу бросался в глаза. Развалины сооружений иной расы напомнили мне этот полуразрушенный город, наполненный прахом веков и призраками давних времен.
– Пять-шесть тысяч лет? – предположил я, прибавив пару тысячелетий на всякий случай.
Ксенолог покачала головой, откинула назад волосы и сказала:
– Нет.
– Больше? – удивился я. – Но конечно, не старше… двенадцати тысяч лет.
– Нет, – улыбнулась она еще шире.
– Двадцать тысяч?
– Адриан, – она произнесла мое имя, словно имя ребенка… словно я был ребенком, – этим развалинам больше семисот тысяч лет. Возможно, больше миллиона.
Я едва не задохнулся, секунд десять ловя воздух ртом, словно рыба.
– Как?
Я даже не смог сформулировать свои вопросы. Как могли развалины выстоять так долго? Из чего они на самом деле были построены? Как они пережили сезонные наводнения в течение всех этих бессчетных эпох? Я заговорил почти неосознанно, настолько поглощенный собственными мыслями, что не замечал окружающего.
– Умандхи не могли это построить. Это делало бы их… намного старше нас. Они должны были развиться больше, чем мы…
Но суровая правда продолжала смотреть на меня с лазерного изображения.
– Они не могли построить ничего подобного. У них нет нужной технологии.
Валка остановила поток моих слов:
– И поэтому мы должны вернуться к Филемону и его «Неестественным грамматикам».
– Вы же не станете всерьез утверждать, будто бы умандхи оставались статичной культурой на протяжении по меньшей мере полумиллиона
