Я развел руки, пытаясь показать огромный размах человеческой цивилизации, как если бы мои растопыренные пальцы могли охватить все планеты, все звезды и всю Тьму между ними. Валка огорченно пожала плечами и отвернулась, теребя край рубахи. Уже не в первый раз мне показалось, что она недоговаривает о чем-то важном. Я вспомнил нашу недавнюю встречу с работорговцем Энгином и заговорил снова:
– Возьмем, к примеру, кавараадов. Этнография Чемачандры – как она называется? – Я никак не мог припомнить название книги и в конце концов сдался. – Он описывает кавараадов из префектуры Маттар на Садальсууде как культуру, приблизительно соответствующую нашему бронзовому веку. Вот почему он настаивал на охраняемом статусе планеты, когда дом Родольфо заявил о своих правах на нее.
– О своих правах… – повторила Валка, с кислым видом отхлебнув вина.
– Но раса кавараадов всего на пятьдесят тысяч лет моложе нашей! – возразил я. – Уверен, вы не станете объяснять разницу только тем, что они говорят.
– На самом деле поют.
Валка выплеснула остатки вина с такой беззаботностью, что я невольно поморщился – эта бутылка стоила не меньше, чем флайер.
– У них нет губ, – сказала она, – и они двигают диафрагмой, будто кузнечными мехами, изменяя высоту звука.
Свободной рукой она надавила на воображаемую мембрану в воздухе, словно играла на волынке. Удачное сравнение для тех, кто никогда не слышал, как поют кавараады.
– Значит, вы их видели? – Я подался вперед с еще большим интересом, поскольку она затронула самое большое увлечение моей юности. – Видели кавараадов?
– Я провела целое лето на Садальсууде, – ответила Валка, сверкнув в темноте белозубой улыбкой, и потянулась к бутылке наполнить свой бокал. – Кстати, что это за вино? Довольно неплохое.
– Чистейшее буйо эрцгерцога Маркаряна. Полагаю, девятьсот шестьдесят девятого года. – Я взял у нее бутылку и развернул этикеткой к себе. – Точно!
– Маркаряна? – она удивленно округлила глаза. – Это же целое состояние!
– Лорд Дориан добыл его для меня из погребов своего отца.
Валка на миг ошеломленно застыла, и я оставил в покое огромную ценность вина. Этим вечером я рассчитывал на другой разговор.
– Я сказал, что это для леди.
Ее лицо помрачнело, и я поспешил добавить:
– Но не сказал: «Для доктора».
Я отвел взгляд, пряча свое смущение за длинным бокалом. Мы замолчали. Только слабое, едва слышное жужжание голопроектора Валки нарушало неловкую, напряженную тишину. Наконец мои нервы не выдержали. Возвращаясь к прерванному разговору, я спросил:
– А вы видели на Садальсууде Шагающие башни?
Вместо ответа она склонилась над терминалом и набрала несколько команд. Мгновением позже висевшая в воздухе голограмма исчезла, сменившись плоским изображением улыбающейся Валки, стоявшей с рюкзаком за плечами на гребне горы. За ней на соседнем горном хребте возвышался ряд черных каменных башен, словно шипы на спине дракона.
– Я путешествовала вместе с караваном из Маттара в Порт-Шилл, – она переключилась на следующее изображение с запряженными волами повозками, – не могу поверить, что вы все еще заставляете животных делать такие вещи.
– Именно ради этого они и были одомашнены на Земле, – ответил я, не обращая внимания на ее укор. – Наверное, это было удивительное путешествие. А внутри башен вы побывали?
Я никогда не видел голограмм этих башен, а сообщения о них, которые мне доводилось читать в детстве, по большей части не заслуживали доверия.
– О нет, – сказала Валка. – Это скорее обелиски, чем башни. Кавараады перетаскивали эти огромные глыбы из долины и устанавливали вдоль хребта.
На следующей голограмме был Гигант – ростом приблизительно в тридцать футов. Его серая кожа напоминала сырую глину, а лицо казалось одной черной ямой. Понятия не имею, как он мог видеть с этим зияющим отверстием вместо лица. Голограмма ожила, и огромное создание неуклюже зашагало в лес, быстро превратившись в карлика рядом с древовидными грибами. Голограммы начали быстро сменять друг друга, показывая картины путешествия Валки. На одном изображении был крупный план башни. Построенная из таких же черных камней, как мой дом, она казалась частицей ночи, настолько темной, что я не мог разглядеть подробности. Что-то в ней встревожило меня, но на языке уже вертелся другой вопрос, и я вернулся к прежней теме:
– При всей моей любви к Тору Филемону не уверен, что его теория все объясняет. Если Калагах действительно такой древний, как вы говорите, здесь что-то… что-то не так…
Я собирался порассуждать об умандхах, но неожиданно понял очевидный факт. Когда я снова заговорил, тихим и безжизненным, исполненным страха голосом, в моих словах прозвучала только сама суть:
– Умандхи не могли построить Калагах, так ведь?
Выражение лица Валки было совершенно непроницаемым. Я не обольщался надеждой, что мои слова удивили ее, но эта женщина всегда оставалась для меня загадкой. Они сидела с отсутствующим видом, словно поглощенная шумом в дальней комнате. Наконец она покачала головой и потянулась к бутылке буйо:
– Я так не считаю.
– Вы так не считаете? – с нажимом повторил я.
– Нет, – сказала она уже тверже, – умандхи прошли всего лишь полмиллиона лет от истоков эволюции.
Смутная тревога, возникшая при виде Шагающих башен, все еще охватывала меня, словно плащ, зацепившийся за острый выступ. Я выпрямился и заявил:
– Они одинаковые!
– Кто? – Теперь Валка уже выглядела удивленной.
– Башни, Калагах… готов поклясться, что и храм Атхтен-Вар на Иудекке. Считается, что он тоже построен из черного камня. – Я указал на Валку пальцем. – Вы были в Атхтен-Варе! Вы изучаете не умандхов и кавараадов. Вы изучаете…
Я замолчал, глядя сквозь изображение Шагающей башни Садальсууда, дерзко возвышающейся в лучах двойного солнца. На мгновение забыв о том, что говорю ересь, я выдохнул:
– Это все одна и та же культура, правильно? Одна раса.
Я словно бы погрузился в фугу, в своего рода религиозный экстаз. Говорят, наши предки, поднимая глаза к небу от лона Земли, спрашивали, одиноки ли мы во Вселенной. Мы не были одиноки. Но это. Это…
Мы не были первыми.
Краеугольный камень религии Капеллы был – и остался – ложью. Я почувствовал, как весь мир вокруг меня сжался. Я сделался мельче атома, раздавленный весом времени и пространства, и все человечество сжалось вместе со мной. Все его гордые короли с императорами, великие воины, поэты и художники, фермеры и корабельщики, все его великие свершения и не менее огромные злодеяния. Все они исчезали в свете только что сделанного вывода. И он был подтвержден, переведен для меня в непреложный закон природы всего одним освящающим словом Валки:
– Да.
Да.
Капелла все знала. Капелла обязана все знать, иначе зачем она так следила за нашими словами и нашими мыслями, во имя наших душ? Этот факт угрожал самим основам их веры, их власти, и поэтому они тщательно охраняли его, ограничивая путешествия между мирами и доступ к инфосфере. Доступ к инфосфере. Терминал Валки не был подключен к планетарной сети
