Подумывал бороду отрастить, чтобы выглядеть постарше, чтобы мой облик, сильно не соответствующий моим документам не бросался в глаза, но отказался от этой идее, снова стал бриться гладко и чисто, без какой-либо новомодной трехдневной щетины. Почему отказался? Да потому, что Ниночка меня попросила. Щетина и борода натирали ей нежную кожу. Ну а раз подруга просит, почему я не должен ей уступить в такой мелочи? Тем более что с непривычки и самому растительность на лице нравилась не так, чтобы очень. Вернее — совсем не нравилась. К бороде тоже нужно привыкать, а когда ты пятьдесят лет обходился без бороды, на шестом десятке ее заводить уже как-то и… трудновато.
Не бреюсь с утра того дня, когда я собирался на бой с Али. Весь в черной щетине, и да — теперь выгляжу лет на десять старше. И пусть, это хорошо. А что касается чьей-то там нежной кожи… обойдутся! Я не собираюсь как-то там особенно с ними нежничать. Сьюзен так вообще обожает грубый секс, она даже просила меня хлестать ее ремнем, и как минимум — лупить по заднице ладонью. Ладонью я согласился, а вот от садистского ремня отказался напрочь. Я не садист и никакого удовлетворения от истязания женщин (боже упаси!) не испытываю. Пусть ее Страус лупит.
В Нью-Йорк ехали с охраной — впереди мой кадиллак с Серхио за рулем, позади — тот самый фургон с толпой охраны. Кстати сказать, когда въезжали в город, навстречу пронесся здоровенный фургон, похожий на тот, в котором ехала моя охрана, а за ним штук пять полицейских машин, оглашающих окрестности заунывным воем сирен. И уже когда ехали по городу видел толпу народа с плакатами, на которых было написано что-то вроде: «Остановите полицейских!» «Долой власть, убивающую людей!» — ну и все в таком духе. Вокруг толпы метались полицейские, размахивая дубинками, на асфальте валялись то ли бесчувственные, то ли «сидячепротестующие», и выглядело все это очень даже тревожно. И кстати — в толпе стояли не только черные. Полным-полно бледнокожих — очкариков, дебелых мадам и всякой такой либероты и хиппарей. Само собой — «Мы за мир!» «Долой войну!» «Занимайтесь любовью, а не войной!».
Нет, я совсем не против мира, и согласен, что лучше лежать в постели с женщиной, а не воевать, но… нельзя же быть всепрощенцем. Нельзя валяться в постели, если нужно защищать свою Родину, свою страну. Когда фашисты напали на СССР у военкоматов на самом деле стояли очереди из добровольцев!
Впрочем — лозунг относился ко времени Вьетнамской войны, абсолютно непорядочной, антигуманной, и во время которой мы, то есть СССР были с правильной стороны.
Стоп! Что значит относился?! Что у меня с головой?! Относится! Она сейчас — война! Вьетнамская война идет полным ходом, и закончится только через три года! Впереди — кровь, смерть, тысячи и тысячи жизней, которые брошены в жернова войны! И кстати — теперь я знаю, о чем буду говорить с президентом США.
Меня провели в конференц-зал, и было это похоже на то, как если бы в зал вошел президент страны. Вокруг охранники, охранники, охранники! И люди, с любопытством разглядывающие такое чудо, как я.
Кстати, я постарался выглядеть человеком, который только что лежал на смертном одре и только ради собравшихся заставил себя встать с постели. Что кстати не было совсем уж таким преувеличением — я и в самом деле едва заставил себя встать с постели — так хотелось поваляться ничего не делая и забив на все дела на свете.
Выглядел я наверное совсем уж таким изможденным, потому что распорядитель даже попытался подать мне руку, помогая влезть по ступеням на сцену конференц-зала. Тут же, в первом ряду дежурил врач с огромным баулом, что тоже доказывало обеспокоенность устроителей встречи моим драгоценным самочувствием.
Похоже что это Страус так расстарался, нагнетает обстановку. Ну что же… пускай. Работать он умеет и отлично знает, что нужно для хорошего паблисити. Кстати, я уже и привык к таким вот выступлениям на публике… не в первый, и не в последний раз выступаю. Надеюсь — не в последний.
— Господа! Прошу учесть, что господин Карпофф не очень хорошо себя чувствует, так что пресс-конференцию надолго затягивать не будем, договорились? (недовольно загудели) Господа, вы успеете задать все интересующие вас вопросы, не беспокойтесь. Вы знаете, как господин Карпов умеет отвечать — коротко и сжато (засмеялись), так что времени хватит всем.
— Добавлю к словам господина Страуса! — сказал я в свой микрофон — Я буду отвечать на ваши вопросы пока не свалюсь на пол! Как увидите, что я падаю — значит, все! Или я устал, или меня дострелил один из вас! (хохот).
— Господин Карпофф шутит! — ухмыльнулся Страус — Разве вы можете убить его прежде, чем вывернете наизнанку своими вопросами! Так что — начинаем! И первыми будут наши партнеры, партнеры нашего продюсерского центра «Страус и Карпофф» телекомпания NBC. И господа, я вас попрошу: вопросы задавайте коротко, без размазывания по тарелке, можно не называть ваши имена и место работы. Просто вопрос, если хотите, чтобы Майкл ответил на максимально возможное количество вопросов. Договорились? Договорились. Начали!
— Господин Карпофф! Как ваше самочувствие? — знакомая уже репортерша, та, что некогда снимала меня в полицейской академии. Наш человек, Страус ее подкармливает, знаю.
— Бывало и лучше — улыбаюсь слегка измученно-болезненно.
— Как же вы сумели подняться после такого страшного ранения? Как говорят врачи, вы чудом избежали смерти! Пуля прошла у сердца!
— Врачи всегда преувеличивают. Если им верить — все мы глубоко и тяжело больны, (смеются). Мне повезло, пуля не задела жизненно важные органы, (брехня, но сойдет — пусть попробуют проверить!). А восстанавливаюсь я достаточно быстро.
— Потому что вы колдун? (затихли).
— Не бывает колдунов, моя дорогая! Это все выдумки! Просто у меня такой организм Но и он с трудом переварил пулю сорок пятого калибра. Еще бы немного, и мне конец!
— Майкл, скажите, вы ненавидите этого учителя? Он ведь объявил вас виновником войны во Вьетнаме! Предводителем казаков, которые хотят захватить Америку!
— Ну как я могу ненавидеть этого несчастного сумасшедшего? Мне жаль его. Учителя нужно лечить и на пушечный выстрел не подпускать к детям! Мало
