— Скажите, Майкл… а как вы вообще относитесь к войне? И в частности — к Вьетнамской войне?
— Плохо отношусь к войне. Как вообще можно хорошо относиться к войне? Людям надо дружить, заниматься любовью, а не войной! И я одобряю войну только в одном случае — если на нас кто-то напал, и мы вынуждены защищаться свою жизнь и свою семью. И только так.
— Кстати, Майкл, мы слышали, что вы получили гражданство США! Вы теперь наш гражданин! Так вот если бы вы были в том возрасте, который подлежит призыву на военную службу, вы бы пошли воевать во Вьетнам?
— Пошел бы. Я же в армии! А как я могу отказаться выполнять приказ моих командиров? Моя страна воюет, пусть даже и не праведно, так почему я должен стать дезертиром?
— Но вы же считаете эту войну неправедной! Как быть тогда?
Как быть, черт тебя подери! Я и войну в Афгане всегда считал неправедной, так что с того? Я военный, и мой долг служить стране!
— Я военный, и мой долг служить стране! Даже если она не права — это моя страна! Потому я против дезертирства, хотя и против войны.
— Хорошо. Ваша позиция понятна. Тогда последний вопрос: как вы относитесь к массовым беспорядкам по всей стране, когда чернокожие и белые граждане США набрасываются друг на друга? И кстати — поводом к беспорядкам послужило как раз ваше ранение, когда большинство из белых не поверили, что ранение нанес тоже белый! Они считают, что правительство их обманывает, и на самом деле вас ранил черный! Вы стали чем-то вроде знамени в борьбе белого большинства с черным меньшинством — как вы это прокомментируете?
Мда… вопросы у тебя еще те, подруга! Что-то я сомневаюсь, что эти вопросы санкционировал Страус. Хотя… все может быть.
— Что я думаю о расовых беспорядках? Да ничего хорошего я о них не думаю! Какому нормальному человеку может нравиться то, что люди бьют друг друга только за то, что им не нравится твой цвет кожи? И кстати — я совсем не оправдываю никакую из сторон. Противоречия в американском обществе зрели уже давно, и вот — нашелся повод. Все виноваты! И это очень, очень печально! Я не хочу говорить о том, кто конкретно виноват в этой ситуации. Скажу только одно: господа, прекратите! Я вам с полной ответственностью говорю — стрелял на самом деле несчастный душевнобольной учитель! Белый! Чернокожие не имеют к этому преступлению никакого отношения! Люди, остановитесь! Живите в мире! И я не хочу быть знаменем в этой неправедной борьбе! Совершенно не желаю!
— Следующий! — Страус указал на полного мужчину в клетчатом костюме — Надо о спорте поговорить! Джон, давай ты!
Я так понял, что это был какой-то спортивный журнал, и Страус этого ужасно одетого толстяка знал. Ну что же… спорт, так спорт.
— Господин Карпофф… как вы оцениваете ваш бой с Мохаммедом Али? Считаете ли вы, что выступили так, как хотели? И как вы оцениваете вашего противника?
— Уточните — какую оценку моего противника вы хотите услышать? Как боксера, или как человека? — усмехаюсь, глядя в камеру. В зале смеются — все поняли, о чем речь.
— А давайте и так, и этак! — мужчина улыбается.
— Как человек Али просто дерьмо — пожимаю плечами — Дикарь, который бросил тень на своих чернокожих братьев. Люди смотрят на таких придурков, и думают: если этот чернокожий такой негодяй, так наверное и все черные такие же негодяи! Ведь его считают величайшим! А что же тогда делают не величайшие? Они что, совсем плохие? Хуже его? Люди, запомните, нет плохих наций! Есть плохие люди! Черные, белые, желтые, красные — просто люди! Ну а что касается Али, как боксера — не знаю, величайший ли он, но то, что он один из величайших боксеров — это точно. Увы, не всегда гениальный человек бывает еще и хорошим человеком. Кстати, сдается мне, что он не так глуп, как хочет себя представить. Сдается мне, что он специально выставил себе идиотом, чтобы не ехать во Вьетнам. Хотя уж его-то точно не послали бы воевать с оружием в руках. Но ведь все равно страшно — вдруг пуля прилетит? Впрочем — я могу и ошибаться, и он настоящий пацифист, а не какой-нибудь там жалкий трус! Теперь о бое: я ожидал, что будет трудно, но что будет ТАК трудно — не ждал. И я едва не проиграл, потому что Али действительно потрясающий по скорости, силе, выносливости и технике боксер. Но он боксер, а я специалист в смешанных единоборствах. А еще — хитрый и очень начитанный человек. В бою с Али я применил тактику Спартака, который некогда был гладиатором на арене.
— И что же это за тактика? Уж не говорите ли вы о том, как бегали по рингу, будто заяц от гончей собаки?
Это мужчина справа от толстяка. Тоже спортивный журнал? Неважно.
— Для тех, кто не знает: был такой великий римский гладиатор, звали его Спартак. В историю он вошел, как предводитель восстания рабов, которое подавили с помощью регулярных войск римской империи. Ну так вот: однажды на бойцовской арене он остался один против нескольких противников. И шансов у него не было никаких. Тогда он бросился бежать. Противники погнались за ним, растянувшись в цепочку, и прежде чем они снова сумели собраться толпой, он убил всех — по одному. Вот и я так — бегал, пока Али не решил, что я испугался, что потерял силы, что добить меня — дело времени. Ну и попался, чего и следовало ожидать. Его сгубило самомнение, уверенность в том, что он величайший, и что никто не сможет его победить. Попался, одним словом! Я заманил его в ловушку и победил. Нельзя недооценивать противника!
— Скажите, Майкл (это яркая девушка слева в первом ряду), а что за история с вашей подругой, которая вдруг стала невестой Пресли? Это вы сам отдали ее Элвису? Или она сбежала от вас?
Ах ты ж сука… ладно, щас я тебе выдам!
— Леди, у вас превратная информация об отношениях мужчин и женщин. Вы на самом деле считаете, что женщины рабыни, которых мужчина захватывает на поле боя? И что можно вот так запросто взять, и отдать — подарить женщину кому-либо? Вас обманули. Рабство давно уже отменили. Хотя иногда, глядя как мужчины пресмыкаются перед хорошенькими
