Колонна БТР остановилась. Что делать дальше, Сашка не представлял. Да, имперская канцелярия – вот. Десяток шагов – и ты на месте. Но там, внутри неё, судя по рассказам Илоны, ещё имеется специальный фюрербункер, забитый чёрт знает каким количеством охраны. Да и сам бункер – тот ещё орешек. Бетонные стены. Стальные двери. Посты с амбразурами… Нет, точной информации о том, как оно всё устроено, у него, естественно, не было. Но это ж бункер! Как иначе-то? То есть при первом же выстреле всё это будет закрыто-захлопнуто, после чего его батальон здесь зажмут и уничтожат. И что делать?
Сашка с сомнением потянулся к гарнитуре рации, но тут из распахнувшихся дверей канцелярии выскочил какой-то эсэсман, в характерном для них «попугаечном» мундире, и прямо бегом бросился к Сашкиному бэтээру.
Чалый дёрнулся и, развернувшись к связисту, одними губами прошептал:
– Если войдём внутрь – передашь ротным: пусть первая рота через пять минут врывается вслед за нами, а остальные – занимают круговую оборону.
В этот момент эсэсовец подскочил вплотную иии… блин! Заговорил по-английски!
Сашка выслушал его с каменным лицом после чего максимально нагло усмехнулся и, рявкнув тому в лицо одно из двух известных ему английских слов:
– Ноу! – резко, так что тот даже отскочил в сторону, распахнул бронедверь бэтээра. Немец ошеломлённо уставился на него. Но выскользнувшая вслед за Сашкой Илона тут же ухватила его за локоток и что-то торопливо защебетала. Чалый же повелительно махнул рукой, подавая сигнал бойцам, вооружённым американскими пистолетами-пулемётами, выгружаться из бронетранспортёров…
То, что творилось дальше, Сашка запомнил на всю жизнь. Он шёл вперёд во главе всего трёх десятков бойцов сначала по длинным коридорам, мимо запертых дверей, потом по лестницам, затем они куда-то свернули, после чего вышли в довольно большой холл, буквально забитый немецкими военными. Увидев их, эта толпа испуганно расступилась, а Сашка, окинув присутствующих быстрым взглядом, повелительно указал следующему слева от него (справа шла Илона) командиру батальонных разведчиков старшине Бурмистрову на несколько эсэсовцев, вооружённых пистолетами-пулемётами, которые застыли у некоторых дверей молчаливыми статуями. Бурмистров (ай, молодца!) по его примеру лихо прорычал:
– Йес! – и, подозвав пару своих разведчиков, начал просто и грубо сдёргивать с этих истуканов их ПП-40, параллельно сгоняя их в кучу к дальнему углу. Чалый же с остальными двинулся дальше, во двор, к небольшому бетонному кубу в котором начиналась лестница, ведущая вниз…
Кабинет, оказавшийся конечной точкой их путешествия, оказался совсем небольшим. Даже крошечным. М-даа, похоже, тесновато живёт Великий Фюрер Немецкого Народа. Впрочем, это же бункер! Там, наверху, у него, наверное, совсем другие условия… Сам Гитлер сидел за столом, установленным справа от двери и почти вплотную к ней, и что-то писал. Когда Сашка вошёл в кабинет, он поднял на него взгляд и что-то раздражённо произнёс. Шедший впереди эсэсман испуганно замер, а потом выдавил из себя какую-то фразу. Но Чалый не стал более дожидаться того, как там будет развиваться ситуация, а оттолкнув плечом эсэсмана, громко произнёс ту фразу, которую он начал репетировать в уме с того самого момента, как согласился на план своей авантюрной невесты. Да-да невесты, чего уж тут юлить!
– Гражданин Гитлер, именем Советского Союза объявляю вас арестованным!
Сидевший перед ним человек замер, а затем бросил совершенно ошеломлённый взгляд на буквально окаменевшего эсэсовца. Но тот только разевал рот, будто выброшенная на берег рыба, и беспомощно хлопал глазами.
– Русишь?! – хрипло выдавил из себя Великий Фюрер Немецкого Народа… И тут откуда-то сзади раздался выстрел. Сашка вскинул автомат и развернулся.
– Что там?
– Ничего, товарищ майор! – успокаивающе прорычал откуда-то из тыла Бурмистров. – Тут просто один застрелился… Виноват – не углядел.
Чалый успокоенно повернулся обратно… чтобы в следующее мгновение с размаху звездануть прикладом по сморщенной старческой руке этого урода, ввергнувшего человечество в самую большую бойню в его истории, которую тот протянул к раскрытому ящику своего стола, в котором виднелась рукоятка пистолета.
– Стоять, с-с-сука! Ты так просто не отделаешься. Тебя, с-с-сволочь такую, судить будут. И ты, жизнью клянусь, нам за каждого убитого ответишь. За каждого!!!
Глава 18
– Видал, старый гном? – старший двенадцатой отдельной рабочей команды шестого барака четвёртой производственной площадки особого управления «Дальлага» Гюнтер Краузе добродушно ткнул стоявшего рядом с ним каптёрщика того же шестого барака Клауса Шнауцена кулаком в бок. – Таких птичек в нашем фатерлянде, увы, нет. А вот у них – есть, – после чего обернулся и, окинув несколько высокомерным взглядом стоявших рядом с ним бывших военнопленных, а ныне «работников особого управления «Дальлага», угрюмо наблюдающих, как на построенную им бетонную ВПП приземляется огромная машина с ранее невиданным двигателями, у которых напрочь отсутствовали винты, поинтересовался уже у них:
– Ну как, спорщики, понятно почему мы им проиграли?
– Я-то это понял ещё когда нас привезли в первый лагерь, – вздохнул Шнауцен. – Ну когда увидел карту. Это вот до этих до сих пор хрен чего дошло.
Карта в том лагере действительно была знатная. На всю Евразию. В масштабе. Ну то есть на ней вполне свободно можно было сравнить размеры Германии и СССР. Обычно-то во всех странах продают карты, где твоя страна расположена в самом центре. И занимает большую часть видимой площади листа. Все же остальные страны, ну, которые обозначены, ютятся где-то по окраинам. Такие мелкие и убогие… А вот на той карте был изображён весь континент. В цвете и, как это уже упоминалось, в масштабе. Бывший гауптфельдфебель, увидев её в первый раз, даже завис, недоумённо уставившись на стену, на которой она была нарисована. И после почти пятнадцати минут тщательного рассматривания и чуть ли не обнюхивания озадаченно повернулся и спросил у стоявшего рядом Краузе:
– Оно действительно на самом деле вот такое?
– Что?
– Ну это… размеры.
– Да, – кивнул тот. – С этим тут всё точно.
– Шайзе! – горестно взревел Шнауцен. – Ну почему этому идиоту Гитлеру никто
