Неужели Ша, которая в белом платье казалась еще бледнее, чем обычно, плакала, сжимая пальцы на брачном кольце? Или ей лишь казалось, что где-то в углу появился скрытый в тени стражник, а у его ног сел вслушивающийся в мелодию пес?
Голос Эллен взлетал и опадал, грудь дрожала от звуков, а тонкие пальцы легонько перебирали струны. Она пела о двоих людях и их безответных чувствах. О том, как они искали блага в ожидаемых страданиях. О том, что видели и понимали больше, чем кто-либо другой. Она пела о них и об их избранницах.
О том, как непросто порой решиться на хоть немного жертвенности.
Когда баллада шла к финалу, вдруг дверь зала отворилась со стуком, и незаконченная нота повисла в воздухе.
– Кракен! Король, кракен уничтожил все суда! Вся флотилия пропала!
Владыка вскочил, опрокидывая стул.
– Как это? Как это?! – заорал, обводя яростным взглядом зал. Толпа задрожала, послышались нервные шепотки. Вдруг взгляд короля остановился на испуганной Ша. Матен, словно разъяренный бык, бросился в ее сторону.
– Ты обманула нас, ведьма! Солгала, чтобы дорваться до власти! Мерзавка! – король дергал за платье принцессы. Девушка только качала головой, а из глаз ее капали слезы. Матен поднял обезумевший взгляд. – Взять ее! Взять ее и бросить в глубочайшие подземелья!
– Отец… – неуверенно начал Этайн.
– Молчать! Стража, взять ее!
Эллен встала и, незамеченная в поднявшемся хаосе, спокойно приблизилась к трону.
– Нет, – сказала.
– Что-что? – рявкнул король.
Лютик, предчувствуя проблемы, мгновенно оказался рядом с поэтессой.
– Тебе жить надоело? – прошептал, хватая ее за локоть и пытаясь оттянуть. – Ты ведь приказывала мне молчать и сидеть, попивая вино. Эллен, что ты делаешь?
– То, что необходимо, – ответила она громко.
– Ах, так? – король схватился за толстые бока. – Прошу, места в камере наверняка хватит для вас всех. Прочь с глаз моих, виршеплеты!
Нигде не было видно пса и его опекуна. Стражники в красных туниках колебались, но потом подхватили все еще плачущую Ша, а потом Эллен и вырывающегося Лютика.
– Прошу прощения, но я не имею с этим ничего общего! Эй, эй, не так сильно! Господа! Отпусти-и-ите меня-а-а! – голос Лютика достиг высоких тонов, когда стражники подняли его в воздух. Гости принялись расходиться, свадьба закончилась, и даже самым непрошеным из них было неловко развлекаться без невесты.
Этайн долго смотрел в молчании на Ша, пока жена его не исчезла с глаз.
XII– Прекрасно, Эллен, просто прекрасно. Я рад, что все пошло так, чтобы я мог исследовать подземелья Цидариса. Тут вроде бы держат все эти прекрасные вина. Ты какие-то видишь? Нет? А знаешь, почему? Я тебе скажу! Ты не видишь их, потому что мы сидим, запертые в камере! Зараза, да весь мой гонорар пропал, а я даже не наелся, потому что ты решила заступиться за какую-то там морскую принцессу, разрушив королевскую свадьбу. Просто превосходно! Что меня подбило к тебе подойти? Ох! – Лютик сорвал с головы шляпу и в сердцах бросил ее на пол. Перо перекривилось, печально повиснув под углом.
Эллен сидела под стеной, все еще в синем парчовом платье. Подняла шляпу, отряхнула ее и попыталась выровнять перо.
– Прости, Лютик. Меня немного понесло. Не хотела тебя в это впутывать.
Поэт втянул в грудь воздух и выдохнул, выпуская всю свою злость. Упал на пол рядом с Эллен.
– И что теперь?
– Я слышала, как стражники говорили, что Ша утром вывезут в море и отдадут кракену.
Глаза Лютика сделались размером с блюдца.
– То есть утопят?
– Так оно выглядит.
Лютик взял шляпу и посмотрел на сломанное перо.
– Он, полагаю, совсем сдурел. Я знал, что он хам и простак, но чтобы – убийца? Причем, собственную невестку…
Эллен громко вздохнула и провела пальцами по светлым волосам.
– Спокойно. Нас наверняка тоже заберут, чтобы мы написали какую-то красивую балладу о морской ведьме и благородном короле Матене.
– Я этой горе сала выдавлю из себя хоть слово только через свой труп!
– Боюсь, что выдавить их из тебя может воткнутая в бок пика.
Лютик дипломатично замолчал и надел шляпу. Сломанное перо неуверенно заколыхалось.
– Знаешь, что меня удивляет? Куда делся этот мерзавец Вальдо. Я бы не удивился, когда бы он пировал, пока мы гнием в тюрьме!
– Драматизируешь, Лютик.
– Не драматизирую, а приукрашиваю. Тут есть разница, которую поэтессе следует видеть.
Их дискуссию прервал скрежет ключа в замке. Оба они замерли, глядя на дверь, отворяющуюся со скрипом.
По ту сторону стояла высокая фигура в красной накидке. У ее ног неспокойно кружил пес.
– Кавокс, – Эллен моментально оказалась на ногах.
– Все идут к морю. Вы должны бежать, – обронил он, прежде чем поэтесса успела сказать хоть что-то. Например, как ей жаль. Как она ему сочувствует. Как ей стыдно за отсутствие взаимности. Вместо этого она лишь застыла, всматриваясь в изуродованное лицо стражника.
– Спасибо богам! – застонал Лютик, не чувствуя висящей в воздухе напряженности.
– Ступайте за мной.
Кавокс провел их темными подвалами до самой лестницы. Эллен молча смотрела в его широкую спину, покрытую красной накидкой. Он остановился только перед дверью, что вела в главный коридор.
– Тут никого нет. Этайн исчез после свадьбы, а остальные уже на берегу. Можете забрать свои вещи и инструменты.
Эллен внимательно смотрела на стражника.
– Когда все закончится, они узнают, что это ты нас вывел.
Кавокс наклонил голову. Свет факела танцевал на его изуродованном лице.
– Ничего. Все нормально.
Когда они проходили сквозь дверь, Эллен оглянулась только раз. Этого хватило.
XIIIЛютик как раз поспешно собирал свои разбросанные тряпки, когда Эллен вдруг заявила решительно:
– Нам нельзя убегать.
Поэт остановился, держа в руках штаны-буфф.
– Что?
Эллен сложила руки на груди.
– Они его убьют, если узнают.
– Кого?
– Кавокса.
– Кого?
– Стражника, который нас выпустил, тупой ты дурень. Убьют его.
Лютик пожал плечами, поглядел на штаны и отбросил их в сторону.
– Ну, не узнают. Просто и необычайно результативно, верно? Эллен, скажи, это моя рубаха? А если нет, то что, дьявол ее подери, она делает в моей комнате?
– Лютик, я говорю серьезно. Я не убегаю.
Поэт отбросил сомнительного происхождения рубаху и замер. Сделался серьезен.
– Чего ты от меня ждешь, Эллен? Что я дам себя прирезать из-за каких-то твоих глупых идей, из-за сказок о взаимности и ответном чувстве? Знаешь, что я тебя люблю, но не пойду глядеть на утопление во имя предрассудков невинной девицы. Я презираю Матена, и меня тут ничего уже не держит.
Девушка молча выслушала поэта, а потом потянулась за лютней, перебросила ее на спину и приблизилась к двери.
– Что ж, Лютик, ничего не поделать. Тогда – прощай, – отбросила назад светлые волосы. – Будь осторожен.
Лютик снова вздохнул. И еще раз. Схватил шляпу, подергал сломанное перо. Долго молчал.
– Дьяволица ты! Баллада обо всем этом – моя, – заявил наконец. – Если, конечно, мы сперва не погибнем из-за твоей гордыни.
XIVКогда добрались до пляжа, солнце уже отбрасывало на океан первые отблески. Вдали плавали остатки разбитых кракеном кораблей, а на пляже собралась большая толпа,
