– Гнилая горячка не отступает, а рана выглядит все хуже, – сказала. – Для ампутации уже поздно. Да ты и так бы не пережила ее. Нам осталось буквально несколько дней, чтобы вытащить тебя из этого. Эти травы – сильнейшее лекарство, которое у меня есть, твоя единственная надежда. Пей, тебе уже нечего терять.
– Чувствую себя лучше, набираюсь сил, – ответила она. – Эти одуряющие зелья лишь наводят на меня кошмары.
– Это не зелья, а твоя совесть, – проворчала жрица. – Думаешь, я не вижу, что с тобой происходит? Твоя душа страдает и бьется от чувства вины. Пока ты сама себя не простишь, станешь мучиться от раскаяния. Разум будет создавать кошмары, а тело продолжит увядать и гнить… Эй, что там еще?
К повозке подбежала потная и задыхающаяся Пчелка. Выглядела она испуганной и потрясенной и, охая, заявила, что случилось нечто плохое. С одним из селян произошел несчастный случай. Мама Таммира ухватила сумку с бинтами и мазями, но девушка дрожащим голосом заявила, что это уже не потребуется. Торувьель, воспользовавшись невнимательностью жриц, спрятала бутылку с не выпитым лекарством под одеяло, а потом соскользнула с повозки и пошла за удаляющимися женщинами. Должна была начать двигаться, вместо того чтобы целыми днями и ночами спать, одурев от наливок.
Утро уже миновало, но их отряд так и не сдвинулся с места. На ночь они встали на поляне так, чтобы составить повозки в круг, внутри которого разбили палатки и загнали скотину. Жрицы как раз одолели эту защитную стену и направились в лес. Торувьель без труда их догнала. Даже раненая и ослабевшая, в чаще эльфка передвигалась куда быстрее людей.
Несчастный, который ночью удалился от лагеря, теперь лежал над ручьем, окрашивая воду содержимым распоротых кишок. Был это мужчина среднего возраста, Торувьель не могла вспомнить, видела ли его раньше. Напавший разорвал его напополам, а значит, должен был оказаться по-настоящему сильным. Старательно выжрал требуху повкуснее, оставив остальное хищникам поменьше и пожирателям падали. До несчастного успели добраться лисы и даже птицы.
– Работа твоего знакомца? – спросил Глазок, неловко и с хрустом вылезая из кустов.
Попытался схватить Торувьель за плечо, но та ловко вывернулась. Зашипела предупредительно, словно кошка. Верзила посильнее стиснул рогатину, но не сумел сделать ничего больше, поскольку между ним и эльфкой встала Пчелка.
– Знакомца? В лесу живет куча хищников, что могли это сделать, – сказала Торувьель. – Это мог быть, например, медведь или волк, виверна, переполох, стрыга, леший или даже вампир. Ты ведь и сам это знаешь – ты ведь охотник. Мог бы уже идти по следу твари…
– Не тебе указывать, что мне делать, эльфская ведьма, – процедил он. – Кроме того, думаю, хищник может оказаться ближе, чем думаем. Например, в лагере. Говори, что делала ночью!
– Глазок, сейчас же смени тон, – приказала мама Таммира. – Я запретила так относиться к гостье. Торувьель тяжело ранена и всю ночь спала как убитая, ручаюсь в том головой.
– Она, может, и спала, но во сне могла вызвать какую-то эльфскую мерзость. Знаете же, с кем они снюхались, весь этот Древний Народ, – проворчал Глазок, но уже куда спокойней, отступив на шаг от напиравшей жрицы. – Я слышал, что они демонологией и некромантией балуют, это ведь нелюди. На все способны.
– Она ранена, – напомнила Таммира. – Но несмотря на это, возможно, согласится нам помочь и осмотрит покойника. Торувьель?
Эльфка пожала плечами и еще раз взглянула на покойника. Сделалось ей дурно, трупов и смертей ей и правда было уже достаточно. К тому же эти разорванные останки напомнили ей сонные кошмары, которые мучили ее в последнее время.
– Вижу только, что это был крупный хищник.
Больше мог бы сказать ведьмак, я не специалист по чудовищам.
«Только по охоте на людей. Знаю, как воткнуть ничего не подозревающему несчастному стрелу в глаз с расстояния в сто шагов», – добавила мысленно.
А потом появился войт в сопровождении трясущего бородкой деда Джвигора. Старик утверждал, что за преступлением наверняка стоит дракон. Видел он некогда останки драконьего завтрака – и выглядели они похоже. Эти гады более всего любят жрать человеческую печень и сердце, а как раз этих органов не было у несчастного.
– Да что ты, дед, откуда тут дракон? Ведьмаки их извели под корень, – вздыхал войт.
– Ведьмаки-говняки! Откуда тебе, молокосос, знать, повывели ли? А знаешь, что драконы могут и человечье подобие принимать? А более всего любили притворяться эльфами, особенно эльфками! – заявил дед, тыча трясущимся пальцем в Торувьель.
Снова пришлось вмешиваться маме Таммире, которая пригрозила, что если старик не перестанет беспокоить раненую, то она перестанет давать ему лекарства от подагры и язвы желудка. Пчелка, по ее знаку, взяла эльфку под руку и провела к повозке. Та не сопротивлялась, понимала, что своим присутствием только ухудшает ситуацию. На повозке выпила лекарство, завернулась в одеяло и быстро уснула.
IIIСон снова был душным и липким от крови. Она снова оказалась перед полуразрушенным храмом, но на этот раз – без колебаний вошла внутрь. Корни деревьев крошили стены и ползли по камням коридора. А в главном нефе ее дожидался он, окруженный слугами и духами леса. Сильный и прекрасный, источавший золотое сияние, словно вместо крови в венах его текла солнечная материя. Сказал, что она ему нужна, что должна прийти к нему как можно скорее. Ему требовалась кровь Старшего Народа, чтобы проснуться полностью. Жаждал ее, обещал, что всегда будет любить Торувьель, она лишь должна ему отдаться.
– В моей крови – гниль, – сказала она с сожалением.
Он лишь улыбнулся, а потом склонился, чтобы ее поцеловать. Она уселась на одеяле, потная и возбужденная. Слышала жуткие крики и вопли. Рядом что-то с треском разодрало платяной полог, в клетках закудахтали испуганные куры. Торувьель, почувствовав прилив сил, перевалилась через борт повозки и залезла под днище, осматриваясь.
На них напали. Стояла ночь, освещенная многочисленными факелами в руках селян. Люди выбегали из палаток и соскакивали с повозок, чтобы сбиться в группки. В руках сжимали вилы, косы, серпы и охотничьи копья, выставленные в темноту. Дети не плакали – кроме самых младших, зато умело прятались за спинами взрослых, внутри круга, в который моментально собрались люди. Эльфка могла признать, что были они неплохо организованы – но напади на них она с Белками, не имели бы и шанса. Умерли бы за пару минут, нашпигованные стрелами.
Что-то большое ударило в повозку, в кругу света на миг появилось чудище. Смахивало немного на дикого кота, рысь-переростка, ощетинившуюся рогами и шипами. В пасти тварь несла убитую курицу. Блеснула желтыми зенками, а потом исчезла в темноте. Торувьель знала, что это леший
