Лойд не обратила на них внимания. Лойд было, по большому счету, все равно, какими подробностями отличится дорога в парк.
Сверхскоростная трасса. Подземный переход; чьи-то пальцы требовательно сжимаются на ее локте.
— Извините… госпожа Хвет?
Она подняла глаза.
Мужчина — да нет, парень, — был, чего греха таить, довольно-таки милым. Он хаотично выкрасил свои короткие волосы в зеленый и красный цвет, не попытавшись наделить их симметрией. Кепку носил задом наперед, губу проколол и надел широкую кольцевую сережку, украшенную темным, как ночное небо, камнем. Ресницы он, вероятно, тоже обмазал краской, и в ореоле все того же зеленого и красного за Лойд внимательно следил еще и темно-синий, пронизанный пятнами зрачков, цвет.
— Я из эльской планетарной полиции, — сообщил парень. — Мне приказали не упускать вас, госпожа Хвет, из виду. Куда вы направляетесь?
— В парк, — спокойно ответила девушка. — Хочу покататься на чертовом колесе.
Он покивал:
— Понятно… а вы уверены, что парк вообще работает по такой погоде?
Лойд обмерла. Черт возьми, а что, если он прав, что, если кассы давно заперты, а системы заблокированы?..
— Работает, — упрямо сказала она. — Мне нужно… чтобы работал.
Он покивал еще раз:
— Понятно. Что ж, не смею задерживать.
И отвернулся.
Над козырьком его черной кепки пламенела яркая надпись «You’ll all die». Лойд неожиданно для самой себя усмехнулась.
Дорогу к парку она помнила постольку-поскольку, потому что в тот зыбкий, почти совсем забытый день из, кажется, далекого прошлого, все свое внимание посвятила капитану Хвету. Он был весь — красная клетчатая рубашка, приметный кожаный браслет на запястье, кеды с нашивками-кактусами и перекати-полем… он был весь — радостная улыбка, весь — непрошибаемое спокойствие. Совершенно счастливое спокойствие.
Ему требовалась такая малость. Такая мелочь.
Жить на EL-960 — и видеть Лойд каждую секунду. Знать, что она поблизости, что ей ничего не угрожает. И что она тоже почему-то счастлива, что для нее тоже имеет огромное значение высокий голубоглазый мужчина с нашивками-полумесяцами на воротнике темно-зеленой парадной формы…
Парень в кепке, надетой задом-наперед, ненавязчиво ее преследовал. Притворялся, что любуется витринами торговых центров, светящимися громадами скоростных лифтов, изящными вывесками кафе и ресторанов. В надписи «You’ll all die» прятались, вероятно, маленькие диоды, заряженные солнечными лучами — и в полумраке улиц она привлекала к себе десятки заинтригованных — или неодобрительных — чужих взглядов. Какая-то женщина схватила своего ребенка за локоть и потащила прочь, вполголоса обругав планетарную полицию, Совет Генералов и господина императора за давным-давно утвержденную свободу мысли и слова.
Ограда парка возникла впереди, разогнав как высотные здания, так и солидные, приземистые магазины с кошмарными ослепительными названиями. Лойд помедлила, мучительно помялась на входе — в ее воображении этот момент, этот поступок и этот вход выглядели совсем иначе, без парня в черной неумолимом головном уборе, прицепившегося к ней, как репей.
Он все портил. Он решительно все…
— Господин полицейский, — девушка резко обернулась, — будьте так любезны от меня отвалить. Я психологически уравновешенный человек, и я не вижу причин, по которым вас могли уполномочить за мной следить.
«Репей» находчиво сделал вид, что не слышит.
— Господин полицейский! — окончательно рассердилась Лойд, и низенький пожилой мужчина, покидавший парк, шарахнулся от нее, как если бы она произнесла проклятие. — Вы со мной уже беседовали, я в курсе, что вы не глухой — не надо усугублять положение! Либо объясните, какого дьявола Совету от меня понадобилось, либо катитесь куда-нибудь подальше от меня, от парка и от EL-960 вообще!
Парень осторожно поправил кепку. Перевернул, скрывая козырьком верхнюю половину лица, и негромко сказал:
— Извините. Если я вас так раздражаю…
— Раздражаете! — бушевала девушка. — Я прилетаю на чужую планету, я хочу провести на ней свои чертовы две или три недели, я хочу посвятить себя мыслям о… — она осеклась — и непримиримо оскалилась. — А вы повторяете каждый мой шаг, каждый проклятый шаг, забери вас черти, повторяете, коситесь на мою спину, как будто нож бросить намереваетесь! И неужели, спрашивается, вечно равнодушный Совет решил проявить такую потрясающую заботу о своей рядовой сотруднице? Неужели Совет? Как-то очень туго верится, господин полицейский. Мне, если честно, без разницы, кто вы такой и какую, ха-ха, преследуете цель, но я была бы страшно довольна, если бы вы отказались от нее и пошли домой.
Он постучал по асфальту носком кожаной туфли:
— Давайте выпьем кофе. По чашке, и я исчезну.
— Еще чего, — возмущенно отозвалась Лойд. — Какого, интересно, Дьявола я должна разгуливать с вами по дешевым кафе?
— Разгуливайте по дорогим, — пожал плечами ее собеседник. — Или я так и буду болтаться позади, коситься на вашу спину и намереваться бросить в нее нож. Хотя именно сегодня, увы, ножи я оставил на тумбочке у кровати.
Пожалуй, она хотела его ударить. Пожалуй, она хотела взять его за красные-зеленые волосы и как следует окунуть в придорожную канаву. Пожалуй, она хотела столкнуть его с крыши высотки — и посмотреть, как он беспомощно падает, и ветер срывает кепку с надписью «You’ll all die». Срывает и уносит к морю, и она опускается на волны, с минуту плавает, как обреченный кораблик с дырявым килем — а затем величественно, с чувством выполненного долга, тонет, и диоды смутно поблескивают под холодной водой…
Он действительно выбрал едва ли не самое дорогое кафе из десятков прочих. Вежливо подал своей спутнице папку с меню, щелчком пальцев подозвал флегматичного официанта. Нахмурился, будто его разозлил — или расстроил — собственный жест.
— Флэт уайт, — мягко попросил он. — И… госпожа Хвет, что вы будете?
Она отложила меню и сдержанно улыбнулась официанту:
— Мокко, пожалуйста.
За окном была улица. Какая-то внезапно опустевшая, и потому — жутковатая.
Лойд ожидала, что парень в кепке скажет хотя бы что-нибудь. Хотя бы намекнет, чего ради таскается по городу за новой хозяйкой «Asphodelus-а». Или, наоборот, плюнет на серьезную тему и посвятит ее в последние новости искусства, как периодически поступал Эдэйн, желая скрыть от воспитанницы капитана Хвета свое плохое настроение.
Но парень молчал — и до, и после того, как официант принес и поставил перед ним заказанный флэт уайт. И смотрел в окно, будто явился в кафе один и понятия не имел, откуда за его столиком взялась беловолосая девушка с ледяными серыми глазами, способными душу распороть надвое.
Чашка, подумала она. Всего лишь чашка, и я уйду.
В кафе было тихо и тепло, в углу
