…А потом Малерта атаковала всерьез.
И началась паника.
Уезжали добровольцы. Сквозь распахнутые ворота тянулись и тянулись неторопливые деревянные телеги, и нахохленные мужчины прижимали к себе оружие, а женщины замирали в тени стен, провожая своих любимых. Недоуменно поднимали брови мальчики и девочки лет семи: мам, а куда поехал наш папа? Всхлипывали девушки лет семнадцати, прижимали к ресницам кружевные платочки — возвращайся, мой дорогой, возвращайся, мой милый… уцелевшим или раненым — возвращайся, двери моего дома никогда, никогда не будут заперты.
Скульпторы боязливо косились на неприветливые городские караулы. И пили дешевое вино, прославляя своими тостами Сору.
Сновали от столицы к Лаэрне потрепанные гонцы. Приносили самые разные сведения. Малерта, мол, орудует не мечами не копьями, а пушками и связками динамита; она, не так давно принявшая послов Харалата, обладает неограниченными запасами того и другого. Мечники и лучники, арбалетчики и копейщики сидят за наспех возведенными укрытиями, и до поры их выручает разве что зима и плохая погода. Однако, мол, господин император и его приближенные формируют специальный отряд из магов, и эти маги вполне способны вынудить пушки замолчать.
Сколот принимал послания гонцов безучастно, как будто война не имела к нему никакого отношения. Гонцы передавали господину императору, что с его преемником все нормально, что его преемник все еще надеется вернуть крепкое здоровье своему опекуну. Император бледно улыбался и обещал поскорее к нему приехать, чтобы на фестивале пригласить на привычную деревянную вышку и оттуда следить за работой скульпторов, изредка предполагая, какой будет следующая голубоватая статуя…
За день до фестиваля роскошный экипаж миновал по-прежнему распахнутые ворота.
Ранним утром господин Эс наконец-то приподнялся на локтях, рассеянно огляделся и пожаловался:
— Болит…
Завтра утром, говорил себе Шель, я избавлюсь от императора.
Завтра утром, говорил себе Шель, я получу корону, и она заблестит на моих волосах, и я встану перед жителями столицы, и они поклонятся, они поклонятся, они признают мое право на…
Это было чем-то вроде молитвы. Чем-то вроде молитвы, но для главы имперской полиции на свете имелся всего один Бог, и этот Бог носил его имя.
Он родился ради великих целей. Он родился ради власти, он родился, чтобы наконец-то завоевать Карадорр, чтобы добиться того, чего не смогли добиться прежние хозяева короны. Он — талантливый, он — хитрый, он умеет играть людьми, как шахматными фигурками; он умеет играть собой.
Хотя, несмотря на все, он так и не стал самой важной фигурой на доске. Он был… ферзем, или офицером — и шел на любые меры, чтобы защитить короля. А король улыбался ему немного кривой улыбкой и закрывал теплыми ладонями шрам.
Сначала Карадорр, говорил себе Шель. Сначала Карадорр, а потом я доберусь до пустыни, утоплю Создателя в луже крови, заберу его мир себе. Теперь-то я точно знаю, что ему больно, что ему страшно, что он такой же уязвимый, как обычные люди. Разве что немного более сильный — и немного менее смертный, но ведь ничто не мешает стрелять по нему каждый день, сделать его игрушкой, сделать его мишенью. Кто всадит под молочно-розовые ребра больше десяти ядер — получит бутылку вина, эля, коньяка или…
Скрипнул подоконник.
Шель напрягся, и рукоять ножа отозвалась холодом на его касание.
Шел снег. Его было видно даже из-под шторы, его было видно даже из-под закрытых век. Луну скрыли под собой тучи, ветер бесновался на улицах и площадях, бесновался во дворе замка.
Император, со своими-то болезнями, наверняка не спит. Наверняка ворочается с боку на бок, и слуги приносят ему то настойку, то воду — и он пьет, и его зубы стучат по краешку золотого кубка.
Мягко зашелестел ковер. Кто-то остановился в шаге от постели господина Эрвета — и комната наполнилась, до отказа наполнилась тяжелым звуком сбитого, затравленного дыхания.
Главе имперской полиции стало… пожалуй, интересно. Если бы у ночного гостя было оружие — он бы атаковал, он бы пальнул по одеялу из арбалета, не проверяя, спит ли его противник. Он бы ударил ножом, или поднял меч и отрубил господину Эрвету голову, он бы метко бросил ядовитый дротик, он бы…
Но он замер, молча разглядывая мужчину. Вернее, пепельный затылок мужчины, видимый из-под уголка одеяла.
Взгляд был такой тяжелый, будто незваный гость на самом деле не смотрел, а строил на господине Эрвете гору, и эта гора вынуждала Шеля погружаться все глубже и глубже в землю.
…потом разжалась рука.
И глава имперской полиции сел, будто притянутый за невидимые ниточки.
Магия, спокойно подумал он. Всего лишь магия. Ничего, скоро очнутся амулеты, обожгут ямочку между хищно заостренными ключицами — и все вернется на свои места. А до тех пор…
Ему было, наверное, никак не больше семнадцати. Очень светлые, почти белые, волосы водопадом рассыпались по тощим плечам; как правило, он подвязывал их ленточкой, но вчера ленточка потерялась, а у него не было времени искать. Янтарная кайма вокруг серого цвета радужек едва заметно поблескивала, шипами тянулась во мрак сосредоточенных зениц.
— Любопытно, — произнес Шель. — Весьма любопытно. Кто вы?
Мальчишка не ответил. Невидимые ниточки потянули главу имперской полиции дальше, и он покорно поднялся, покорно избавился от ножа, одеяла и стилета, спрятанного под рукавом. Улыбнулся:
— Потрясающе. А вы очень… сообразительны, молодой человек.
Оборвалось тяжелое дыхание. Незваный гость пошатнулся, его повело в сторону, и Шель различил темное пятно — дыру в его одежде, дыру… в его плоти. Точно такую же, как у…
Глава имперской полиции побледнел.
Мальчишка опустился на ковер у стены, прижался к ней лопатками и растерянно, подслеповато сощурился. Будто вспоминал, где находится и какого черта напротив так настойчиво маячит фигура прекрасно одетого человека. И прикидывал, зачем ему, этому человеку, понадобилось так одеваться по ночам.
Шель терпеливо ждал, пока невидимые нити ослабнут, но они лишь крепче впились в его локти, колени и позвоночник, будто показывая, что хозяин, конечно, ранен, и все-таки — отказать ему в силе не посмеет никакая чертова магия.
Шель понял, кто перед ним. Но почему-то — не испугался… как не испугался бы Талер.
Сыграть… кого бы сыграть? Именно сейчас — кого, чтобы заморочить господину Создателю поврежденный четырьмя сутками ранее рассудок?..
Он облизнул губы.
— Господин… я могу вам помочь?
Янтарные шипы дрогнули. Мальчишка выдохнул, потом — с явным усилием — вдохнул.
— И вырастет рожь на ваших полях…
Мгновение зыбкой тишины.
— И упадут с неба ваши птицы… я бежал — по трупам, я бежал — по обрывкам перьев. Пахло… мертвечиной, дорога была
