какое-то чувство, и ответом на это чувство стала вполне знакомая вежливая улыбка. Я тут, Эдлен, я пока что живой. А ты, скажи, ты сам — почему тут? Старуха, кажется, была намерена уплыть из империи Сора куда подальше. Старуха, кажется, была намерена забыть о ее пустошах, и о своей деревянной хижине, и о том, как изредка спасала живых людей. Или она все-таки спасала мертвых?

— Ты очень слаб, — сообщил ему синеглазый мальчик. И повторил, ужасно довольный этой своей фразой: — Ты очень слаб. Так позови на помощь… ее. Ты правильно заметил, ты все равно умрешь. Так позови на помощь… ее. Это будет… почти не больно.

Сколот принялся кусать нижнюю губу. Сколот пропустил атаку фардийца, и лезвие кривой сабли рассекло его плоть, и лезвие кривой сабли вынудило что-то внутри, за рваной полосой шрама, болезненно, тоскливо сжаться — и прошептать: мы действительно умрем так, хозяин, или ты согласишься меня выпустить?..

Я буду свободна.

Одно твое слово — и я буду свободна… и я буду — безжалостна. И никто, никто из тех, кого я увижу — не уйдет с этой площади живым…

— Выходи, — сонно кивнул юноша.

Фардиец, донельзя уверенный в победе, шагнул в ласковый полумрак внешней части двора. Фардиец, донельзя уверенный в победе, успел подняться на порог — но его разорвало, его на куски разорвало за миг до того, как он переступил с левой ноги на правую.

Сколот сидел, тяжело опираясь на железную пасть ворот. Сколот сидел, и его мутноватые глаза были неподвижны, и неподвижны были его руки, и меч Лаура валялся в янтаре каменных цветов. Сколот сидел, и он больше не был ни для кого угрозой — но фардийцы откатились назад не хуже волны, и напряженно следили за его ключицами.

Движение вверх… это вдох.

Движение вниз… это выдох.

Тощее тело… расколото. Ребра — сломаны, ребра — частоколом, молочно-розовым тошнотворным частоколом выглядывают наружу. И видно, замечательно видно, как настойчиво дышат неповрежденные легкие, и видно, замечательно видно, как возле них болтается черный, обожженный старухой Доль пучок артерий… а сердца нет. И кровь замыкается на что-то иное, хотя это «иное» только что вышло из обреченного тела… сохранившего на лице абсолютное равнодушие.

Они дрогнули. Они — бывалые солдаты — дрогнули, и кто-то бросился бежать, потому что сотни деревянных лапок зашелестели по каменной брусчатке, и узкое деревянное тело изгибалось так, что кривые сабли не могли, не знали, как до него дотянуться. А если бы и знали — разве они сумели бы навредить обычному дереву, обычному — полному крови человека, — дереву, принявшему облик…

…сколопендры?..

…она рвала их, будто они были тряпичными куклами. Она рвала их, и жалила, и душила, и ломала хребты, и прикидывала, как совьет себе гнездо, обязательно — совьет себе теплое гнездо у тех же ворот. Именно у ворот, чтобы хозяин — движение вверх, и вниз, и багровые пузыри на искусанных губах, — не чувствовал себя одиноко.

Она была такой потрясающе гибкой, она была такой потрясающе сильной, и такой потрясающе крепкой, что ему не верилось — как чему-то подобному удалось выжить на его крови, как чему-то подобному удалось выжить за его костями? Но она действительно перебила фардийцев, как мух, и вернулась, и сотни ее лапок зашелестели по янтарным цветам — ты доволен, мой хозяин? Я сделала все, как ты хотел?

Дрожащая ладонь соскользнула по ее панцирю.

Она была, пожалуй, ничуть не меньше дракона. И она была ранена; след охотничьего ножа темнел в ее боку.

Он мягко ей улыбнулся.

Улыбнулся не вежливо, и не заученно, и… совсем не так, как его учил хозяин таверны. Улыбнулся не вежливо, не заученно, и… совсем не так, как его учили слуги названого отца.

Улыбнулся точь-в-точь, как улыбался господин Эс.

— Умница, — пробормотал он. — Какая же ты умница…

Наутро добытчики «драконьей слезы» примчались в поселок позеленевшие и притихшие. Наутро добытчики «драконьей слезы» прочно обосновались в одинокой таверне, и пили самогон, и ничего никому не говорили, и не общались между собой, и старались никуда не глядеть, кроме стеклянного донышка своего стакана.

Поселок был невероятно богат. Спасибо каждому, кто хоть единожды покупал чудесные камни, черные с тонкой сетью бирюзы…

…спасибо каждому, чей камень исчез, и чей палец, или шею, или запястье обожгло невыносимо горячей кровью.

Любопытные мальчишки, разумеется, решили сбегать к месту добычи. И вернулись — такие же зеленые, как тамошние работники, и прижались к пышным юбкам своих родительниц, и все, чего родительницы от них добились, это испуганной фразы: «вода… красная вода».

…Невыносимо горячая кровь катилась по ее изящному безымянному пальцу.

Темнела оправа кольца, подаренного лордом Сколотом.

Но не было камня. Камень катился — невыносимо горячими каплями по ее серо-голубой коже…

========== 20. Выжившие ==========

Дорога домой заняла около двух недель. Про себя Лойд почему-то называла ее именно так — дорога домой, хотя раньше никогда не считала своим домом заснеженный Вайтер-Лойд.

На побережье они чудом нашли чью-то уцелевшую лодку. Вряд ли ее хозяин — бывалый рыбак с таким набором сетей, что Лаур сдержанно удивился, как это он до сих пор не вытащил на берег половину океанской рыбы — выжил, а потому сероглазая девушка и синеглазый мужчина безо всяких угрызений совести вытолкали деревянную посудину в голубую к рассвету воду. Голубую — и такую чистую, что был виден каждый камешек — и каждая розоватая ракушка на дне; Лаур любовался ими увлеченно и весьма сосредоточенно.

Она не могла вернуться в одиночку. Не могла преодолеть стену; хорошо ползать по дырам и щелям, если у тебя нет раненой левой ноги. Хорошо ползать по дырам и щелям, если у тебя нет раненой руки; Лаур еле выволок свою спутницу на покрытую голубоватыми стеблями пустошь, и с того момента они больше ни о чем не говорили. Лойд не смотрела на невысокого синеглазого мужчину, а невысокий синеглазый мужчина не смотрел на нее. Лойд избегала его касаться, Лойд шагала по траве и следила, чтобы расстояние между ней и Лауром не сократилось до пары шагов.

Она его ненавидела.

Она остро, она яростно и всей душой… ненавидела этого человека.

Лодку сносило прочь. Сносило куда-то к Адальтену, чьи берега смутными изогнутыми линиями показались вдали, едва крохотное суденышко обогнуло северные посты империи Ханта Саэ.

У Мраны полыхал маяк. Полыхал карминовым, недобрым огнем, не позволяя никому подойти к деревянным пирсам. Лаур покосился на него с явным опасением, но Лойд ничего не заметила — она глядела на воду, на далекий адальтенский берег и на пустое небо, где накануне появилось одинокое облако — и теперь скиталось туда-сюда, не в силах определиться,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату