— Хороших скитаний тебе, друг! — выкрикнул парень, поднимая руку и подбегая к Богу. На нём был скошенный кожаный жилет и куртка, порванная в области рукавов. На оголённых руках чернели неаккуратные татуировки, изображающие не то линии, не то волны. Бог не ответил. Гатча — так звали парня — подбежал ближе и опёрся ему на плечо, переложив винтовку в другую руку и улыбаясь, но избегая контакта глаз. — Давно вернулся?
— Недавно, — буркнул Бог Пустоши, смахивая с себя надоеду движением плеча. Гатча послушно отошёл, зная, что конфликтовать не стоит. — Дело к вам есть, касаемо девушки, которую я привел с неделю назад.
— С неделю? — поднял брови солдат, взявшись закоптелой рукой за не менее грязный подбородок, измазанный в чёрной золе. — Значит, мы ещё не встречались. Мы с ребятами только вернулись, может, познакомишь, а?
— Не лез бы ты, — предостерёг его Бог, — Сам всё узнаешь, когда надо будет.
— Всё, всё! — замотал головой Гатча, но потом виновато поднял взгляд, словно ребёнок. Впрочем, подумал Бог, они все долгое время оторваны от общества — живут своим умом, и редко возвращаются в родные места. — А когда узнаю?
— Сказано же тебе, — Бог со злостью уставился на виновато отводящего взгляд паренька, на вид не старше шестнадцати, но фигура уже мускулистая от бесконечных тренировок. — Помолчи. Завтра, наверное.
— Завтра? — взбодрился Гатча. — Так отлично!
Бог Пустоши одним движением перехватил поднятую от радости руку. Образы засосали его в себя, но он продолжал держать контроль над нестабильной судьбой, норовившей вылиться наружу через его тело. Где-то за границей остановившегося во времени сознания Гатча начал крениться в сторону, расслабив от невозможности двигаться ноги, но секунд было ещё полно, здесь все события снаружи текли в соответствии с тем, как долго он просматривал эту странную киноплёнку. Иллюзорный Бог промотал вперёд, смахнув её в сторону махом ладони. Образы засветились красным, потекли размытостью по его пустынным ботинкам, испачкали штаны бордовыми каплями. Там, впереди, чем дальше он двигался, тем насыщеннее становился цвет, и вот он уже переливался и отсвечивал злостью и смертью, но Бог умудрялся смотреть сквозь него, разглядывать и запоминать детали, раздвигать застившую взгляд пелену. В какой-то момент он нахмурился, пристальнее вглядываясь в событие, но потом одёрнулся и посмотрел вниз и в сторону, вперив глаза в несуществующий пол.
— Посмотрим, какой из тебя Вершитель, — медленно пробормотал он себе под нос, адресуя фразу пустоте под ногами, и отпустил покрасневшую руку Гатчи. Время потекло — сначала медленно, потом ускоряясь и возвращаясь в нормальный вид. Вскинутая рука окончательно поднялась, но улыбка с лица парня спала, словно он что-то забыл и вспомнил одновременно.
Вайесс перевела дыхание. Такое она видела в первый раз, если не в последний. Она видела, как время застыло, и сначала показалось, что и она двигаться не сможет, момент сковал всё, кроме мыслей, циклично и бесповоротно, мир заскользил по дуге, став чем-то прозрачным, тем, сквозь что можно видеть настоящее, и она видела, как Бог листает страницы, как на ноги ему капает что-то тёмное и страшное, такое, чего быть не должно. Рука двинулась сама собой, с силой сжала онемевшие пальцы на каменном угле дома, так, что ногти заскрежетали о шершавую поверхность. Непонимание пугало её, перед глазами была неизвестность, белая пустота, но ещё больше пугало то, что в этом всём где-то глубоко в рассудке она оставалась спокойна, и в этом маленьком бесконечном мирке из белизны — она могла двигаться. Вайесс стояла позади, так что Бог её не замечал, или замечал, но не показывал виду. Она наблюдала, успокаиваясь и слабо двигая затёкшим от напряжения телом, удивляясь, как пальцы словно проходят сквозь воду или тонкую плёнку, как на плечи начинает давить приятная тяжесть, и как хочется спать, но чёрные, как ночь, картинки, которые смахивал Бог, возвращали её назад, напоминая о чём-то, чего она ещё не видела, вызывая странные, последовательные дежавю, которые сразу же и забывались, похожие на маленькие искорки, пробегавшие и затухавшие в голове в один мимолётный момент.
Когда парень двинул рукой, а белизна начала превращаться в материальное и цветное, она поняла, что всё кончилось. В голове назойливо стучало предупреждение, приказ уходить, но она оставалась на месте, запыхавшаяся, но уверенная. Сердце колотилось, но пару вдохов и выдохов — тихих и глубоких — успокоили ритм, настроив его на нужный лад. Бог сделал что-то ещё — поворот тела, движение лица, — но она их пропустила. Голова раскололась надвое, ударившись бешеной болью в виски и глаза. Её шатнуло, она оперлась на стену, уже не думая ни о чём, кроме того, как быстрее добраться до кровати и выключить сознание, выключить всё: и эту сонливость, и боль в голове, и воспоминания о белом мире, и ощущения, и всё остальное, оставить только наслаждение. На губах пролегла лёгкая улыбка, выцветшие ресницы ударились друг о друга, так сильно, будто у этого хлопка был звук — самый громкий звук в окружавшем её мире. Она инстинктивно зацепилась за угол входа, потом хватилась за ручку двери, и, наконец, рухнула вниз, зацепив порог и сильно ударившись о пол.
***
Арена была центром. Центром этого маленького безымянного городка, центром внимания и эмоций всех его жителей. Как огромный плетёный глаз, она выглядывала из-под земли вереницей каменных и тканевых переплетений, образующих перевёрнутую корзинку с метровым основанием, полузасыпанным песком. По кругу, снаружи, стояли скамейки, но до этого времени они только покрывались сколами и трещинами, делаясь старее и заброшеннее изо дня в день. Крик был первым, что она услышала. Гомон толпы — небольшой, но разраставшийся, будто каждый пытался перекричать предыдущего — эмоционально и со всей силы. Потом заболело плечо и локоть, подложенный под голову — так сильно, что двигать пришлось медленно, разминая затёкший сустав. Показалось, что с движением крик стал громче, но глаза ещё не привыкли к свету, и она потёрла их и сузила, рассматривая плетёные каменистые загородки, такого же цвета пол, и с пару десятков людей на той стороне. Она была внутри арены, без сомнений. В бок что-то ударилось, но не сильно — сначала еле коснулось, а потом с силой толкнуло её на спину,
