— Она правда… жива?
— Правда, не переживай, — Фатум хитро ухмыльнулся. — Но для того, чтобы, Вершитель, я не дал ей умереть, ты должен будешь дать обещание.
— Что… за обещание? — Энью сейчас смирился со всем, даже отдать свою жизнь ради её спасения, даже довериться незнакомцу, в честности которого он не был уверен — всё ради мизерного шанса, ради единственной возможности вернуть Энн.
— Не переживай ты так, всё проще, чем кажется. Даже лучше для тебя: появится возможность освободить твою подругу, — Фатум ехидно поднял одну бровь, вторая не двигалась от атрофии. — Воспользуйся моей силой. У меня её много, я поделюсь, но сам я её пробудить не смогу, тебе придётся нарабатывать навыки самому… Справишься?
— Я… — Энью немного не понял, что Фатум имеет в виду, но и думать об этом времени не было, а он был готов на что угодно, что бы ни подразумевалось под этими его словами. — Да, я согласен.
— Тогда мы договорились, Вершитель? — Фатум, не дожидаясь ответа, повернулся к спиралям гор и щёлкнул пальцами, направив руку в том направлении, где теперь поднималось облако пыли от руин Фарагарда. От пальцев отделилось нечто круглое и зеленовато-огненное, на мгновение зависнув в воздухе, а в следующую секунду устремившееся вперёд, куда-то за сплошную стену деревьев и огня. Фатум отряхнул руки. — Всё, сделано — я послал к ней лечебное заклятие, теперь она исцелится.
— Спасибо…
— Рано благодаришь, ты ещё не выполнил свою часть договора, — Фатум обернулся назад, словно почувствовав что-то из-за пределов круга. На его руке моментально возник синеватый комок, похожий на тот, что он отправил раньше, но теперь больше, темнее и концентрированнее. — Ты… принимаешь эту силу?
***
Хиллеви сидела на самом краю скалы, неудобно подложив под себя одну ногу, вторую — свесив в пропасть. Далеко внизу, за грохотом ветра и шумом листвы, текла речка, ударяясь о камни и звонко перекатываясь из одной выемки в другую. Камень приятно холодил руки и ткань, но она, сощурив глаза, только всматривалась вдаль, туда, где серел дым Фарагардских развалин, не обращая внимания на все остальное. Хиллеви ждала развязки — того, зачем сюда пришёл Ним, она чувствовала — это не могла быть крепость, его хозяину она не нужна, но тогда что нужно? Глаза нетерпеливо шарили по лесу, горам, руинам, но ни в дыму, ни вокруг не было ничего: ни звука, ни движения. Похоже было, что местность практически вымерла, а люди исчезли — моментально и все сразу. Но она всё-таки продолжала ждать, настойчиво вглядываясь вдаль. Предчувствие часто выручало её, и она научилась доверять своим ощущениям. Её молчаливый спутник сидел поодаль, и, наклонившись, раздувал костерок, прикрывая щепки рукой от ветра. Закончив, он подкинул ещё пару дров побольше, удостоверившись, что огонь не потухнет, потом поднялся и присел рядом с ней.
— Нашла что-нибудь?
— Нет пока… — не оборачиваясь бросила Хиллеви. Татуировка едко подрагивала, реагируя на каждое движение ветра, несущего остатки мощной магии.
Лес вспыхнул внезапно, отразившись в воздухе жаром выжженного пламенем круга. Правая щека полыхнула чёрным, и Хиллеви на себе почувствовала, как в мгновение расплавились камни, а земля взъелась, задрожала и полетела в стороны горячими комьями. Она сразу узнала парня, с которым недавно сражалась, но теперь он совсем не был похож на человека: магия заполнила его до краёв, лилась из всех пор тела, разрывала на части существо. Её спутник кивнул, и Хиллеви, оттолкнувшись, спрыгнула вниз, наметив для падения ровную площадку между деревьями. Ударная волна выбила речку из русла и бросила воду на сухие скалы. Деревья прогнулись в стороны, ударившись друг о друга кронами и захрустев ломающими ветками. Это был Он, несомненно — Фатум — его атмосферу Хиллеви не спутала бы ни с кем больше — мерзкая, грязная злоба, чернота, расползающаяся обсидиановыми венами. Фатум был врагом, и, скорее всего, он сейчас пытался подчинить себе Энью, и самое страшное — Хиллеви не знала, каким образом парня вытаскивать.
По стене побежали синие молнии, и огонь расступился и затух, когда Хиллеви перепрыгнула умирающие языки и потянула магию на себя, так сильно, как только могла. Фатум уже был внутри него, и парень разрывался от боли, корчась в агонии и рассыпаясь в пепел. Враг был рядом, но даже здесь Хиллеви не могла его достать, не могла избавиться раз и навсегда от этой живой опухоли, потому что приоритетом было — спасти. Энергия сотнями цепких рук потянулась к ней, постепенно выпуская парня из круговорота страданий, почуяв вместилище посильнее. Она откатилась в метре от Хиллеви, собравшись в кучу и ударив её сплошным потоком силы, рассыпавшей бы обычного человека на части. Хиллеви скомкала её, выпотрошила и выпустила из пальцев, разделив на мельчайшие кусочки и не давая соединиться обратно, разрушив целое на компоненты. Теперь оставалось только надеяться, что аура Фатума, прошедшая через эту мясорубку, рассыпалась так же. Энью осел на землю, сильно ударившись обожжённой головой, и она почувствовала, как гораздо сильнее, чем любая магия, его изнутри разъедает грусть: по почерневшим щекам катились, собирая грязь, слёзы.
Земля по периметру ярко догорала, но уже только догорала, успокоенная исчезнувшим потоком, пока Хиллеви осторожно вешала вырубившегося парня себе на спину. Она ощущала, как ноет разбившийся на осколки разум, и знала, то если сейчас не вернуть его в норму, он потеряет и чувства, и воспоминания — так может этого и хотел Он? Хиллеви направила силу в голову, собирая разбитые осколки, сшивая раскиданные комочки нервов, одновременно от недостатка сил медленно и аккуратно возвращаясь к месту ночёвки. Наконец, всё было готово — неидеально, на скорую руку, но самое главное, что готово. Энью ещё предстояло лечиться, но первая помощь была оказана, а это было на тот момент важнее всего. Вместе со спутником они занесли его в палатку и приложили к обожжённым частям тела пропитанные водой повязки. Магию нельзя было слепо лечить магией — теперь его тело было пустым, и ничем чужеродным заполнять его было никак нельзя, оно при хорошем уходе сможет восстановиться собственными силами. Нужно было всего лишь ждать и надеяться, что Фатум не успел ничего сделать с его рассудком. Повязки надо было менять каждый час — они со временем чернели и начинали пахнуть гнилью, — поэтому Хиллеви постоянно оставалась с парнем, продолжая лечение и понемногу возвращая ему нормальный вид. Энью не двигался и почти не дышал — сейчас его сознание находилось в глубоком сне, и вырывать его резко из такого состояния она не хотела.
Впереди была темнота — одна только темнота, и
