Он очнулся резко, как будто из сна его выкинули силой, с одышкой и бегающими глазами, и почему-то лицо Хиллеви, смотрящее на него, было в тот момент самой успокаивающей вещью в целом мире. И всё-таки это была она, та, которую он так долго искал, и которая, судя по всему, и вытащила его из огня. Из огня… Энью задумался, но мысли путались, наталкиваясь на какие-то пробелы в голове и огибая их, пробегая дальше во времени. Он понял — он забыл что-то важное, что-то самое важное из того разговора. Энью напряг память, но от этого только сильнее заболела голова, и Хиллеви просто молча вернула его в лежачее состояние, игнорируя попытки снова сесть. Далеко, за верхушками гор садилось солнце, бросая последние лучи в открытый полог палатки и слепя и так уставшие глаза. Энью попытался повернуться на бок и закрыть лицо руками, попытался вернуться в удобную и мягкую темноту сна, но Хиллеви снова встряхнула его за плечи и повернула обратно на спину. Состояние было отвратительным, ужаснее некуда, всё болело так, что на всё, кроме этого, было наплевать — и на достоинство, и на поведение, и на совесть, и на всё остальное вместе взятое.
В следующий раз он проснулся днём, когда солнце жарило высоко над горизонтом, а Хиллеви рядом уже не было. Энью сел и подвигал затёкшими руками, сгибая и разгибая пальцы, потом пару раз согнул ноги в коленях, убедившись, что всё на месте и работает стабильно. В первый раз он не удержался и упал, но во второй уже получилось, оперевшись, встать и сделать пару шагов к выходу, прикрывая ладонью глаза. Свет ударил в них неестественно ярко, и стало ужасно приятно от природного тепла, сразу покрывшего кожу, как вода. Справа чернели угли догоревшего костра, рядом лежала стопка сухого хвороста, явно недавно собранного. Энью помимо воли улыбнулся: проблемы всё ещё резали голову, но этот момент — яркость, безмятежность, бьющий в лицо ветер — он на секунду, всего на секунду отмёл все сомнения и беспокойства в сторону, оставив место только для здравого смысла. За палаткой ударилась о камень палка — мужчина в капюшоне, которого он видел ещё в таверне, сидел на поваленном бревне и смотрел вниз, одновременно пытаясь вырисовывать палкой что-то на земле. Энью это было неинтересно, и он, развернувшись, пошёл на слышимый из рощи шум. Первое, что сейчас он обязан был сделать — это поблагодарить и уйти. Энн ждала его, и каждая секунда была на счету.
Хиллеви тренировалась, выбрав самый толстый дуб и молотя по нему по очереди прямыми и боковыми ударами. Разлетались в стороны щепки, усеивая землю светло-коричневым, а она продолжала ударять, разбивая в кровь костяшки и не обращая внимание ни на что другое, включая его. От волновой силы крона тряслась, осыпаясь листьями, пока удары становились всё быстрее и точнее, будто усталости для неё не существовало. Чёрная, без рукавов жилетка оголяла покрытые кровоподтёками, открытые до плеч жилистые руки, и Энью смотрел, как с каждым ударом напрягаются мышцы, передавая энергию вперёд, а кожа стягивается к венам, обнаруживая чёткий рельеф и тренированную гибкость суставов. Наконец, она повернула к нему голову, и движением руки подозвала к себе. Энью заметил, как с костяшек на землю упало несколько красных, перемешанных с потом капель. Хиллеви была воином, и её тело уже было оружием — оружием смертельным, и Энью поёжился от осознания того, что вообще существует настолько ужасающая, но в то же время располагающая аура. Что-то похожее он видел всего дважды: в первый раз он потерял семью, а во второй — чуть не потерял себя. Под ложечкой неприятно засосало: Энью не думал, что когда-то будет бояться настолько сильно, но факт оставался фактом — ему было страшно.
— Рада видеть, что с тобой всё в порядке! — крикнула Хилл, дружелюбно помахав, после чего, нахмурившись, осмотрела свою руку и быстрым движением выдернула из неё особенно большую засевшую в пальце щепку. Захлестала кровь, но она будто не чувствовала боли.
— Спасибо… за спасение… — Энью не знал, почему так бормочет под нос. Может, от смущения, а может — от слишком яркого света звёздных глаз. — Я вам обязан жизнью, поэтому, если могу что-нибудь сделать для вас или вашего спутника…
— Глупости не говори! — звонко рассмеялась Хилл. — В таком состоянии-то? Брось, ничего ты нам не должен.
— Да, это правда, — замялся Энью, закинув руку за голову. — Не очень я сейчас полезный…
— Да ну, не обесценивай так уж сильно, — Хилл умышленно недовольно нахмурилась, гримасничая. — Хочешь, вместе потренируемся? Помогу немножко вернуться в форму. Конечно, пока без тяжёлых нагрузок, что-нибудь совсем простенькое…
— Я не против, — Хиллеви в ответ мило улыбнулась и, вытащив из кармана, бросила ему мягкие кожаные перчатки.
— Надевай, — перчатки оказались немного влажными от пота, но удобными, и Энью быстро поработал пальцами, привыкая к новому ощущению. — Это чтобы не травмироваться.
— Хорошие, — бросил Энью, прокрутив каждую руку по паре раз и размяв плечи и шею. — С чем мне драться? С тем же деревом?
— Со мной, — Хиллеви выставила кровоточащие руки вперёд, приняв самую непринуждённую стойку. — Бей по ладоням до тех пор, пока не сможешь меня сдвинуть с места. Силу и скорость ударов можешь выбирать сам — как тебе удобнее.
— Можно на «ты»? — настороженность всё ещё не оставила его, но теперь Энью чувствовал себя раскрепощеннее.
— Почему нет, — пожала плечами Хиллеви. — Давай на «ты».
— А с твоими, кхм, руками, — поинтересовался он, — всё будет в порядке?
