— Да.
— Ты уже занимался сексом?
Спрашивая о таком, у меня даже комок в горле образовался. Вон качает головой, и я снова могу дышать.
— Она твоя девушка? — он пожимает плечами; на очереди следующее полотенце. — Ты бы почувствовал, что это твоя судьба, глядя на нее на следующий день?
— Да, — мгновенно вырывается у него.
— Если она забеременеет, смог бы ты позаботиться о ней? Будешь ли ты счастлив, зная, что связан с ней на всю оставшуюся жизнь?
Его лицо становится болезненно-бледным, а челюсть ударяется о колени.
— Да ни за, черт, что на свете!
Я сохраняю невозмутимое выражение лица.
— Ты получил ответ на свой вопрос? — спрашиваю я.
— Да, — он встает, — принять холодный душ. Спасибо, Лиз. Могу я поговорить с тобой еще о чем-нибудь, когда это будет необходимо?
— Всегда, и днем, и ночью. Люблю тебя, смышленый парень.
— И я тебя. Пойду к Коннеру. Увидимся! — он уносится через заднюю дверь.
— Ты будешь самой лучшей мамой в целом мире.
Я подпрыгиваю от неожиданности, резко оборачиваясь через плечо, и обнаруживаю притаившегося в коридоре Кэннона, он стоит, прислонившись к стене, скрестив ноги и сложив руки на груди.
— Ты справилась с этим превосходно. Я люблю тебя, Лиззи. Каждый день ты находишь новый способ, чтобы впечатлить меня, даже когда не подозреваешь, что я наблюдаю за тобой.
Весьма польщенная его словами, я чувствую, как мои щеки покрываются румянцем. Он начинает прокладывать путь ко мне, но хаос настигает нас первым.
— Сестра! Бетти! — Коннер врывается через заднюю дверь. — Несколько дурацких рыбок разбили аквариум, и вода залила весь мой пол!
— Надень обувь, любимая, — советует Кэннон, удаляясь, чтобы убрать последствия крушения аквариума под номером… думаю, это был третий.
Стоя перед зеркалом во весь рост, я не говорю «да» этому платью, на мой взгляд, оно чересчур длинное и кружевное, но я однозначно говорю «да» возможности, чтобы частичка моей мамы сегодня была рядом со мной.
Кольцо, которое она оставила Кэннону и что принадлежало моей бабушке, возвращено обратно в банковскую ячейку. Я никогда не видела эту женщину, поэтому посчитала, что носить его было бы странным. Вместо него мой палец украшает подобранное Кэнноном специально для меня толстое обручальное кольцо из белого золота с красивым бриллиантом огранки «принцесса» и с гравировкой «моей сирене» внутри него.
Итак, платье старое и одолженное. Мое кольцо новое. Голубое? (прим.: Свадебная традиция, пришедшая из Англии: «Something old and something new, something borrowed and something blue». Невеста должна одеть что-нибудь старое (символ рода, из которого происходит невеста), что-нибудь новое (символ новых начинаний, нового этапа), что-нибудь одолженное (символом того, что невесте всегда придут на помощь ее близкие друзья, знакомые) и что-нибудь голубое (символ верности и преданности невесты). Лента под цвет глаз Коннера, а также фрагмента галстука, который он сегодня надел, вплетена в мои по-прежнему каштановые волосы, которые красиво падают мне на плечи.
Кэннон настолько же упорный, насколько благородный, и он просто не мог оставить меня в покое после моего предложения. Он попросил моей руки под «нашим» деревом на нашем заднем дворе, и именно здесь мы сегодня собираемся пожениться. Его отец и Коннер — шаферы, также рядом с ним будут стоять мой отец и Джаред.
С моей стороны: два моих свидетеля, Ретт Фостер и дядя Брюс-американский лось. Рядом с ними — Либби, Соммерлин, Лаура и Ванесса.
Хоуп держит букет при венчании и подает кольца. Брайсон и Вон, выглядящие в своих костюмах, как истинные джентльмены, выступают в качестве помощников и решают организационные вопросы. И моя дорогая удивительная Альма будет женить нас. Приняв решение, что маленькая роль ее не устроит, она получила сан с правом проводить свадьбы.
Я по-прежнему так и не встретилась с Лизой — одно недостающее звено — но я уверена, Лаура держит ее в курсе всего, что происходит в доме сумасшедшей семьи Кармайклов.
Мой отец стучит в дверь. Даже несмотря на то, что он только недавно вернул меня, он все равно готов вести меня под венец, прежде чем занять свое место в шеренге со стороны Кэннона.
Я смеюсь в лицо традициям. Таков мой путь.
— Заходи, пап. — Я поворачиваюсь и улыбаюсь. Он выглядит очень привлекательно. И да, я похожа на него и внешне, и манерой поведения, что становится для меня предметом гордости все больше и больше с каждым днем. Седина у висков теперь выглядит для меня безупречно. И в его стареющем, но все равно изысканно красивом лице нет и намека на ботокс.
— Ох, моя Элизабет, ты просто видение. — Достаем носовой платок. — Воплощение сильной, отважной и прекрасной молодой женщины, которая прорывала свой путь к финишу когтями и получила именно то, что заслужила — счастье и безграничную любовь. И в целом мире нет никого, кто заслуживает этого больше. И я так горжусь тобой, дочка. Какие бы я слова не подобрал, их совершенно недостаточно.
— Спасибо, — я раскрываю объятия. — Я люблю тебя, папа. Я скучала по тебе. По ней я тоже скучаю, и отношусь к тебе с уважением за то, что ты оставался поблизости и ждал меня. Спасибо тебе.
— А теперь тише, — он смеется, вытирая слезы. — Я знаю, что ты не нуждаешься в деньгах, поэтому вот тебе мой подарок в этот особенный день. — Он достает два конверта из своего нагрудного кармана. — Давай же. Открой их.
В первом из них… Ну, что скажешь. Я оступаюсь, чуть не падая, и он помогает мне сесть на кушетку.
— Ох, папа, — я утягиваю у него носовой платок, прежде чем залью слезами документы на центр, который он построил в Саттоне, «Психологический консультационный центр», оказывающий все виды психиатрической и медицинской помощи людям, которые столкнулись с депрессией, зависимостью, а также их близким.
— И, да, — он мягко посмеивается, — в нем повсюду будут большие аквариумы с разноцветными рыбками.
— Жизнь продолжается, — я произношу шепотом.
— Так и есть, моя милая доченька, так и есть, — он прочищает горло, порывисто протягивая мне другой конверт. — Следовало отдать его тебе первым. Мизерные две недели на Таити. Та-дам.
Мы вместе наслаждаемся уже давно назревавшим искренним смехом пока, в конце концов, не подходит наше время.
— Идем? — он предлагает мне согнутую в локте руку, и я, поднявшись, принимаю ее. — Ни ты, ни он не могли бы выбрать ничего лучше, дорогая. Кэннон — хороший мужчина, ближе, чем кто-либо еще, к тому, чтобы быть достойным тебя. Я
