Еще одно ерзание — это все, что он получает.
Кэннон наклоняет голову и оставляет один нежный поцелуй на моих губах, а затем, отстранившись, смотрит на меня.
— Ты определенно стервозная в самом очаровательном смысле этого слова. Но если ты когда-нибудь еще назовешь себя заурядной, я отшлепаю твою восхитительную маленькую попку. Дважды. Пока не наступило утро, хорошо выспись, моя пленительная сирена.
Он плотно зашторивает мою занавеску, как будто только что не воспевал мои девичьи прелести. Предполагается, что я засну?
Бог знает, я не смогу. Эстроген, ощущение женственности и мечтательные размышления переполняют меня настолько, что не дают сомкнуть глаз.
Поэтому я делаю то, что и всегда — тихо вытаскиваю свой блокнот, чтобы быстро записать слова, переполняющие мой мозг.
Следующий день начинается с того, что я жутко нервничаю с первой минуты, как открываю глаза. Я волнуюсь насчет предстоящего свидания с Кэнноном, но еще больше беспокоюсь по поводу реакции остальных, когда они узнают об этом. Я боюсь услышать какие-либо «но» или скептическое «ты уверена?». Я хочу наслаждаться этим, принимая все за чистую монету, хоть немного верить во все это. В него. В нас.
Пока все увлечены завтраком и душем, я проскальзываю на улицу, чтобы присоединиться к дяде, окутанному облаком дыма.
— Доброе утро, девочка, — он мимолетно улыбается и отворачивается, выкашливая свое легкое.
— Жаль, что ты никак не бросишь курить, — гримасничаю я, похлопывая его по спине. — Почему ты не попробуешь Chantix (лекарственный препарат для лечения никотиновой зависимости)? Я прочитала тонну историй о людях, которым он помог.
— Ты знаешь, как дорого эта вещь стоит? — вымученно спрашивает он.
— Нет, но я точно знаю, это не та цена, которую я не захотела бы заплатить. Итак, ты попробуешь его?
Он старается не смотреть на меня. Я знаю, что он не будет способен сопротивляться, если увидит мое умоляющее лицо. Поэтому я передвигаюсь так, чтобы встать прямо напротив него.
— Когда мы вернемся домой, запишись на прием. Пообещай мне.
Он с минуту размышляет, затем кивает, сдаваясь, и растаптывает сигарету ногой.
— Это все, что ты хотела?
— Эм, нет, — теперь моя очередь стараться не смотреть на него. Я знаю, что это глупо. Мне двадцать три года, и я здесь, вроде как, главная, но все равно нервничаю, как грешница в церкви.
Мне интересно знать, понравился бы Кэннон моей маме, или это она послала его мне, потому что он ей нравится. Если бы она увидела его рядом с Коннером, несомненно, она очень полюбила бы его. Но что насчет меня? Я слишком далеко забегаю вперед в своих причудливых размышлениях — это всего лишь прием пищи с мужчиной, который две недели назад был готов провести свою жизнь с кем-то еще, ничего больше.
Ох, если бы я сама верила в то, о чем думаю. Вполне возможно, что я подготавливаю себя к боли, от которой, может быть, никогда не оправлюсь. Потому что да, прошло две недели, но, с моей стороны, это неоспоримая симпатия, а не попытка забыться. Я никогда не испытывала ничего подобного: ни с мальчиками из школы, ни с Джошем, нашим первым гитаристом, ни даже с Реттом, так что, мне кажется, тоненькому голоску в моей голове довериться можно.
Кэннон получил то, что не может предложить взамен — мое особенное расположение, дающее ему преимущество и уверенность, две вещи, которые я всегда стараюсь держать при себе.
— Лиз? — произносит мой дядя, терпеливо ожидая меня, пока я теряюсь в своих размышлениях.
— Прости. В общем, — я включаю все свое обаяние, — я хотела спросить, не останешься ли ты с приятелем сегодня вечером, перед выступлением, чтобы я смогла пойти на ужин? Я принесу тебе что-нибудь вкусненькое.
— С кем? — его голос понижается с подозрением.
— С Кэнноном, — произношу я, смотря поверх его плеча.
— Элизабет, — вздыхает он, потирая лицо рукой, — малышка, я лучше умру, чем буду смотреть на твою боль. Он был помолвлен совсем недавно. А ты такая добрая и невинная. Нужно ли мне убить мальчика?
Я смеюсь. Ничего не могу поделать с этим. Мой милый беспокоящийся дядя для меня гораздо лучший отец, чем когда-либо был мой родной.
— Пока что нет необходимости заряжать ружье. Просто поем, что делаю все время, вместе с парнем, с которым легко общаться.
Он заключает меня в крепкие объятия и говорит, уткнувшись в мои волосы.
— Я волнуюсь, только и всего. Ты можешь сколько угодно притворяться, юная леди, но я знаю, какое это большое дело для тебя. И надеюсь, он не злоупотребляет положением, потому что я могу злоупотребить, убив его.
— Я большая девочка и могу позаботиться о себе, обещаю. Мне хорошо известно, что он был помолвлен, и я не наивная или глупая. Я не собираюсь выходить за него замуж, но я наслаждаюсь его компанией. И парни никогда не приглашали меня прежде, — я пожимаю плечами, уповая на жалость. — Может быть весело.
Выпуская меня из объятий, он отступает назад, чтобы зажечь еще одну сигарету, делает глубокую затяжку и медленно выдыхает через нос.
— Я с радостью позависаю с Коннером. А ты — хорошо проведи время.
Я спотыкаюсь, отстраняясь назад, приятно удивленная его неожиданному пониманию и принятию.
— Спасибо. Я люблю тебя, дядя Брюс.
— И я люблю тебя, малышка, настолько, что покалечу его. Скажи только слово.
Поворачиваясь, чтобы зайти обратно, я оглядываюсь через плечо.
— Знаешь, я не из таких людей. Ты относишься предвзято. И беспокоишься слишком много.
Говорит девушка, которая беспокоится обо всем на свете.
Теперь нужно сказать остальной троице. Джаред — единственный, кто не имеет непосредственного отношения ко мне.
— Ты голодна? Я оставил тебе тарелку, — спрашивает Кэннон, когда я вхожу.
— Я бы поела, спасибо, — я улыбаюсь, присаживаясь за стол, и ищу тарелку.
— Я разогрел, — он достает потерявшееся блюдо из микроволновки и ставит передо мной. — Что будешь пить?
— Она любит кофе! — кричит Коннер, когда плюхается рядом со мной. — Кэннон сказал, что он поведет тебя на ужин, сестра.
Волосы на затылке мгновенно встают дыбом, и я разворачиваюсь, чтобы поймать взгляд Ретта, стоящего в коридоре. Взгляд, который я впервые в жизни не могу понять. Я думала, мы обсудили этот вопрос — он не влюблен в меня и никогда меня не потеряет — поэтому, что это за новая волна напряженности, представления не имею.
—Это так, — я поворачиваюсь к Коннеру с бодрой улыбкой. — Как ты к этому относишься?
—
