— К-Кэннон! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?
— Почему ты поцарапала мою машину, Рути? — он кричит через щель в окне.
— Я была в бешенстве! Мне жаль. Господи, папа починит твою ненаглядную машину, — она закатывает глаза.
— Тогда да, я слышу, что она говорит тебе, и после твоего признания могу сказать, что мне это нравится, и я это записываю! — он ухмыляется от уха до уха, поднимает свой телефон и весело машет им из стороны в сторону.
И… он улыбается, ощущая теперь хотя бы немного радости. Только машина поцарапана и все! На этом моя работа почти закончена.
— Ты! — то ли скулит, то ли рычит, то ли вопит она (на самом деле, я понятия не имею, на что был похож этот звук) и бросается к его двери, натыкаясь на стену — прошу заметить, миниатюрную стену — под названием чрезмерно опекающая, рассерженная сирена. Сирена Кэннона.
— Какой пароль? — я ядовито насмехаюсь над ней с невозмутимым лицом, спокойная как удав. В данный момент можно считать, что номер его телефона уже изменен, я просто играю с сукой так же, как с маленьким шариком кошачьей мяты, который с наслаждением перекидываю из руки в руку… как она поступала с Кэнноном все это время, во многих отношениях.
— Ты злобная лесбиянка из низшего класса, — она презрительно усмехается в дюйме от моего лица.
— Злобный — это тот, кто вышвыривает человека, которого якобы любит так сильно, что готова выйти за него замуж, посреди глуши и трахает их общее будущее у него за спиной. К низшему классу относится тот, кто царапает машины и умоляет принять обратно, когда ты уже не нужен. И лесбиянка не сидела бы на его лице и не кричала бы с его огромным членом во рту, пока кончала. Догадываешься, чем я занималась этим утром, торопыга?
Смертельный выстрел. Кэннон фыркает, полностью удовлетворенный сказанным мною.
— Упоминал ли я в последнее время, что люблю тебя, и что ты самая крутая из всех, кого я когда-либо встречал? — из окна позади меня приглушенно доносятся слова похвалы от Кэннона.
— Да, детка, а теперь помолчи. В данный момент я занята наказанием суки, — я не могу полностью скрыть ухмылку, но все же мне удается подавить ее, и я снова переключаю свое внимание на Рути. — Ну, что ты выбираешь, неудачно мелированная Барби? Твой телефон и чек, или мои упражнения — ну, помимо утренних — намеченные на сегодняшний день?
— Тронешь меня хоть пальцем, и мой папа уничтожит тебя, — скрестив руки, предупреждает она.
Я просто не могу поверить, что собираюсь разыграть эту карту.
— Кэннон? — зову я через плечо, не сводя с нее глаз.
— Сирена?
— Чей папа влиятельнее? — спрашиваю я, буквально ощущая рвотные позывы, но все это ради нашей команды.
— Твой.
— Богаче?
— Твой.
— Спасибо, детка. Итак… — я одариваю ее победоносным взглядом. — И что теперь? Мое терпение на исходе. Я собираюсь заняться покупкой дома со своим мужчиной.
— Ладно. Сколько?
Ах, я просто обожаю, когда каждого ждет счастливый конец. —
Кэннон, сколько?
— Я сам позабочусь о машине и поменяю тарифный план и номер. Я бы предпочел, чтобы она оставалась здесь, пока я зайду забрать одежду, клюшки для гольфа, фотографии моей семьи…
Она слышит его, поэтому я пристально смотрю на нее в ожидании ответа. Я могу даже применить кулаки, если ее ответ будет неправильным. Я ни разу в жизни не била никого кулаками. Ну, я била по голове нескольких ребят, которые оскорбляли Коннера, но ей не нужно этого знать. Если я ударю ее, она уж точно посчитает меня профессионалом в этом деле.
— Хорошо, — она раздраженно пыхтит. — Я пропущу тебя в дом.
— Нет, не так, — я преграждаю ей путь вытянутой рукой. — Ты останешься стоять прямо на этом гребаном месте. Десять минут, детка. Иди.
— Скажи правду, я была больше похожа на хулигана из «Тренировочного дня» или на «Лара Крофт — расхитительницу гробниц»? — спрашиваю я, повернувшись на пассажирском сиденье и испытывая ребяческий восторг.
— Ты была Ларой Крофт-хулиганкой, горячей и опасной, — он на мгновение отводит взгляд от дороги, чтобы подмигнуть. — Я обожаю тебя, ты ведь это знаешь, верно?
— Да ладно, ты просто хочешь получить бесплатные уроки, — я хихикаю и хлопаю его по руке.
— Ты стояла за меня, ради меня. Ты не представляешь, что это для меня значит, Лиззи, — произносит он. — Но узнаешь, потому что я чертовски уверен в своих намерениях показать тебе это. Различными способами.
— Я действительно знаю. Уверена, что на моей спине до сих пор сохранился отпечаток барной стойки, чтобы напоминать мне об этом, —шучу я, выглядывая в окно и натыкаясь взглядом на пустынное место, где мы останавливаемся. — Эм, если мы собираемся построить дом, то где будем жить все это время?
— Никакого строительства домов, — мычит он, выключая зажигание и с силой отодвигая сиденье назад. Все происходящее сливается в одно размытое пятно. Несколько действий происходят одновременно, одно неуловимей другого.
В какой-то момент, но в каком именно порядке я бы не рискнула гадать, он включает или просто делает громче песню «Give me Love» Эда Ширана, и стягивает вдоль бедер джинсы и брифы, не отрывая от меня тлеющего взгляда, когда проводит вверх-вниз по своему твердому стержню.
— Иди сюда, — отрывисто произносит он, греховно приподнимая бровь и указывая головой.
Внутри меня все переворачивается вверх дном от манящего жеста головы, от члена в его руке, от песни и от возможности быть застуканными — безрассудная, убийственная смесь, заставляющая меня гореть. Я перебираюсь через консоль, словно кошка в горячке и, облизывая губы, сажусь на него сверху.
Моя хлопковая клетчатая юбка свободно разлетается в стороны и накрывает его бедра. У моих трусиков не остается ни единого шанса, когда он рывком сдвигает их в сторону, и я слышу звук разрывающейся ткани.
— Я никогда в жизни не хотел ничего так отчаянно, как хочу тебя прямо сейчас. Ты сводишь меня с ума во всех смыслах, сирена. Объезди мой член, красавица, пожалуйста, сейчас.
Слова Кэннона звучат так, словно он испытывает боль и отчаяние. Умирающий мужчина, который исцелится, только если похоронит себя внутри меня.
Опустив голову, он сосредотачивает хищный взгляд карих глаз на моем блестящем
