— Он был на затонувшем корабле? — спросил я.
Мы не взяли в плен никого, подходящего под описание Эгберта, потому я решил, что он мёртв.
— Он был на Хелборне, господин, на маленьком корабле.
Хелборн значило «спасенное дитя», но кроме того, этим прозвищем называли себя христиане. Интересно, не носили ли все четыре корабля набожные имена? Я предполагал именно это, поскольку другой пленный, сжимая деревянный крест на груди, сказал, что отец Цеолнот обещал каждому, что им простятся все прегрешения и они попадут прямо в рай, если меня убьют.
— Почему же Эгберт был на маленьком корабле? — размышлял я вслух.
— Тот корабль был самый быстрый, господин, — пояснил первый пленник. — Другие ползают словно свиньи. Хелборн, может, и маленький, зато шустрый.
— Хочешь сказать, Хелборн мог удрать, если что? — язвительно заметил я, и пленные молча кивнули.
Я полагал, что от отца Цеолберта ничего не узнаю, Уистан же более чувствителен к доброте, а потому после ужина мы с Эдит повели юношу в часовню Беббанбурга, построенную на нижнем уступе скалы, возле пиршественного зала. Как и вся крепость, часовня была деревянной, но воины-христиане выложили пол из каменных плит и покрыли его циновками. Часовня была небольшой — шагов двадцать в длину и десять в ширину, без окон, с алтарем у восточной стены, низкими стульчиками и скамьей у западной стены. Три стены завешены от сквозняков кусками шерстяной ткани, на алтаре — хорошо отполированный серебряный крест и две большие, постоянно горящие свечи.
Казалось, Уистан удивился, когда я завел его внутрь, и быстро глянул на Эдит, которая тоже носила крест.
— Господин? — нервно спросил он.
Я сел на скамью и прислонился к стене.
— Мы подумали, что ты захочешь помолиться.
— Это освященное место, — успокоила его Эдит.
— У нас и священник есть, — добавил я, — отец Кутберт. Он наш друг и живет с нами в крепости. Кутберт стар и слеп, порой его одолевают хвори, и тогда он просит деревенского священника подменить его.
— В деревне есть церковь, — сообщила Эдит, — можешь завтра туда пойти.
Уистан окончательно смутился. Ему внушали, что я Утред Нечестивый, закоснелый язычник, враг церкви и убийца священников. При этом я показывал ему христианскую часовню внутри своей крепости и рассказывал о христианских священниках. Юнец уставился на меня, потом на Эдит. Он не знал, что сказать.
В своей крепости я редко носил Вздох змея, но сакс висел у бедра. Я обнажил меч, развернул рукоятью вперед и толкнул по полу в сторону Уистана.
— Твой бог говорит, что ты должен убить меня. Так почему бы и нет?
— Господин... — начал он и замолчал.
— Ты сказал, что тебя отправили очистить мир от моей скверны, — заметил я. — Ты ведь знаешь, что меня называют Утредэрвом?
— Да, господин, — подтвердил он чуть слышным шепотом.
— Убийцей священников?
— Да, господин, — кивнул он.
— Я убивал и священников, и монахов.
— Не специально, — вмешалась Эдит.
— Иногда умышленно, — не согласился я, — но обычно в гневе. — Я пожал плечами. — Расскажи, что ты еще обо мне знаешь.
Уистан заколебался, но нашел в себе силы продолжить:
— Ты язычник, господин, и военачальник. Ты дружен с безбожниками, поощряешь их! — Он снова заколебался.
— Продолжай.
— Говорят, ты хочешь сделать Этельстана королем Уэссекса, потому что ты его околдовал и с его помощью сам захватишь трон!
— Это всё? — удивился я.
До этого Уистан не смотрел на меня, а теперь поднял взгляд и уставился прямо в глаза.
— Говорят, ты убил Этельхельма-старшего и насильно выдал его дочь замуж за своего сына, ее изнасиловали! Здесь, в твоей крепости.
Его лицо горело гневом, в глазах стояли слезы. На мгновение мне показалось, что он схватит Осиное жало.
И тут Эдит начала смеяться. Ничего не говорила, просто смеялась, и ее непринужденная веселость озадачила Уистана. Эдит вопросительно посмотрела на меня, я кивнул. Она знала, что означает мой кивок, и ушла в продуваемую ветрами ночь. Когда она открыла и закрыла дверь, пламя свечей дико заметалось, но не погасло. Только они освещали крохотную часовню, так что мы разговаривали почти в темноте.
— Безветренные дни случаются здесь редко, — тихо произнес я. — Ветер и дождь, дождь и ветер — вот погода Беббанбурга.
Мой собеседник промолчал.
— Скажи, — снова заговорил я, всё еще опираясь на стену, — как я убил олдермена Этельхельма?
— Откуда мне знать, господин?
— А что говорят про его смерть в Уэссексе? — Юнец не ответил. — Ты из Уэссекса?
— Да, господин, — прошептал он.
— Тогда расскажи мне, что в Уэссексе говорят про смерть олдермена Этельхельма.
— Говорят, что его отравили, господин.
— Отправил языческий колдун? — Я слегка улыбнулся.
— Тебе лучше знать, господин. — Он пожал плечами. — Тогда, Уистан Уэссекский, позволь рассказать, что знаю я. Я не убивал олдермена Этельхельма. Он умер от лихорадки, несмотря на все наши усилия. Его соборовали, его дочь находилась с ним у смертного одра. Никто ее не насиловал и не принуждал к замужеству с моим сыном.
Он снова промолчал. Свет больших свечей играл на клинке Осиного жала. Ночной ветер стучал в дверь часовни и шумел в крыше.
— Расскажи, что тебе известно о принце Этельстане, — попросил я.
— Он внебрачный сын и унаследует трон после Этельвирда.
— Этельвирд — племянник нынешнего олдермена Этельхельма и второй по старшинству сын короля
