Финан кивнул — такое объяснение для него имело смысл, даже если наш поход и казался ему безумием.
— А племянник Этельхельма? Как насчёт него?
— Прикончим и Этельвирда.
— Ты поклялся убить и его? — спросил Финан.
— Нет, — признал я, но потом опять притронулся к своему молоту. — Но даю эту клятву сейчас. Я убью мелкого засранца вместе с его дядюшкой.
Финан ухмыльнулся.
— С командой одного корабля? Нас аж сорок! Сорок человек, чтобы убить короля Уэссекса и его самого могущественного олдермена?
— Сорок воинов, — сказал я, — да ещё войско Кента.
— Иногда ты кажешься мне безумным, господин, — рассмеялся Финан, — однако, видит Бог, ты до сих пор жив.
Следующие две ночи мы провели, укрываясь в реках Восточной Англии. Мы никого не видели, только заросли тростника. На вторую ночь ветер в темноте посвежел, небо, бывшее весь день ясным, подёрнулось облаками, скрывшими звёзды. Далеко на востоке я увидел вспышки молний и услышал, как рычит в ночи Тор. Спирхафок, надёжно привязанный и защищённый в гавани, содрогался под ударами ветра. По палубе застучали капли, ветер стал порывистым, дождь усилился. Мало кто из нас спал в ту ночь.
Наступил рассвет — с низкими облаками, сильным ветром и проливным дождём, но я счёл, что сумею благополучно развернуть корабль и позволить ветру нести нас вниз по течению реки. Мы наполовину подняли парус, и Спирхафок поскакал вперёд как спущенная с поводка гончая. Тяжёлый косой дождь с порывами ветра налетал с кормы. Рулевое весло скрипело и гнулось, и я кликнул себе на помощь Гербрухта, великана-фриза. Бросая вызов приливу, Спирхафок нёсся мимо береговых отмелей и зарослей тростника. Наконец, мы миновали мелководное устье реки и повернули на юг. Корабль угрожающе кренился под ветром, я ослабил парус по левому борту, но ветер продолжал гнать корабль вперед, швыряя потоки воды из-под носа. Настоящее безумие. Нетерпение погнало меня в море, когда всякий разумный моряк предпочёл бы остаться в убежище.
— Где мы сейчас идём, господин? — прокричал мне Гербрухт.
— Через устье Темеза!
Ветер усиливался. На западе грохотал гром. Глубина у этого побережья была небольшой, волны, частые и короткие, разбивались о корпус корабля, осыпая градом брызг насквозь промокшую от дождя команду. Люди вычерпывали воду, цепляясь за гребные скамьи. И молились. Они просили богов пощадить их, а я молил богов простить мою глупую уверенность в том, что корабль способен вынести такую бурю. Стояли сумерки — бегущие по небу облака совсем скрыли солнце, и мы не видели других кораблей. Моряки пережидали шторм, мы же рвались на юг по широкому устью Темеза.
Клочья пены покрывали угрюмый песчаный берег на юге устья, а за ним вдали виднелись невысокие холмы, поросшие тёмным лесом. Гром гремел всё ближе. Над далёким Лунденом небо казалось чёрным как ночь, временами его разрывали зигзаги молний. Дождь стихал, а я высматривал на берегу ориентир, любой, который мог распознать. Рулевое весло, забиравшее все мои силы и силы Гербрухта, дрожало словно живое.
— Сюда! — прокричал я Гербрухту и указал рукой. Я увидел впереди остров. Остров из зарослей камыша и грязи, а слева от него лежал широкий, продуваемый ветрами вход в залив Свалван. Спирхафок протискивался вперед, ползя к безопасности камышей.
— Когда-то у меня был корабль, который звался Мидделнит, Полуночник, — прокричал я Гербрухту.
— Господин? — озадаченно спросил тот.
— И на этом острове он сел на мель! — крикнул я. — Это Скэпедж, Овечий остров! Мидделнит был добрым кораблем! Фризским! Это хороший знак!
Гербрухт ухмыльнулся. Вода капала с его бороды.
— Надеюсь, что так, господин, — сказал он, но не слишком уверенно.
— Это добрый знак, Гербрухт! И поверь, скоро мы войдём в спокойные воды!
Нас захлёстывала вода, корабль содрогался от каждой ударявшей в него волны, но в конце концов обогнул островок с запада, где ивы совсем скрючились под ветром, и вошел в русло реки. Волны стали меньше, ветер стихал, мы спустили насквозь промокший парус. Вёсла понесли нас через широкий канал меж Скэпеджем и кентским берегом. Я смотрел на фермы Скэпеджа, сквозь отверстия в крышах по ветру вился дым, улетая на восток. Проход сузился. Дождь и ветер всё так же хлестали, но вода здесь была окружена сушей, береговое мелководье укрощало жестокие волны.
Мы медленно двигались вперёд, вёсла поднимались и опускались, и я представлял, как крадутся этим водным путём корабли-драконы, несущие жестоких воинов грабить богатые поля и города Кента. Как, должно быть, впадают в панику крестьяне, когда из речного тумана внезапно появляется змееголовые боевые корабли. Никогда не забыть мне отца Беокку, наставника из моего детства — как он складывал руки и молился каждую ночь: «От ярости северян избави нас, милосердный Господь». Теперь я сам северянин, явился в Кент с мечами, щитами и копьями.
Тот священник, что доставил мне послание от Эдгивы, говорил, что хотя она и объявила о своём благочестивом намерении возносить молитвы у гробницы святой Берты в Контварабурге, но на самом деле скрывается в городке под названием Фэфрешам, монастырь которого наделяла дарами.
— Королева будет там в безопасности, — говорил мне священник.
— В безопасности? Под защитой монашек?
— И ещё под Божьей защитой, господин, — с укором ответил он. — Королеву защищает Господь.
— Но чего же она не поехала в Контварабург? — спросил я. Город немаленький, имеет крепкие стены, и, как я полагал, там хватает воинов для защиты.
— Контварабург внутри страны, господин.
Священник имел в виду, что, если Эдгиве будет грозить опасность, если Этельхельм обнаружит её и пошлёт за ней войско, ей хочется быть там, откуда можно бежать морем. Откуда она могла бы уплыть во Франкию, а Фэфрешам расположен очень близко к заливу Свалван. Я счёл этот выбор разумным.
Мы шли на запад, и за размокшими соломенными крышами домишек на южном берегу я увидел мачты полудюжины кораблей. Я знал, что эта деревня называется Ора и расположена чуть севернее Фэфрешама, совсем рядом с ним. Я часто плавал у этого побережья, вдоль заболоченных приливом мелей и скрытых ручьёв, здесь я сражался с данами, на местных пастбищах
